Понимая, что отцу именно после нашего разговора стало плохо, я агонизирую и занимаюсь самоедством, заново прокручивая в голове встречу. Каждое слово, каждое обвинение. Может быть и стоило построить диалог как-то иначе. Продумать, предугадать. Или вообще промолчать… Но нет. Промолчать – не вариант. Отец не считает себя слабым, а жалеть его – это значит унижать. Вот беречь – это несколько другое…
Я невольно вспоминаю путанные и совершенно не понятные мне рассуждения Аси о своём долге перед бабушкой. Она пыталась объяснить мне, почему не может просто собрать вещи и уехать со мной. Почему будет виновата и не сможет дальше спокойно жить, если что-то случится…
Тогда мне казалось, что она несёт форменный бред, и выбор жить или не жить, а главное – как это делать, решает в любом возрасте только сам человек… Теперь я понимаю, что все иначе. Несколько сложнее.
Кстати, самое интересное в нашей истории то, что не сошли Асин дед моего отца в армию, он не встретил бы дочь командира части номер триста тринадцать – мою маму. И не родился бы я.
Казалось бы все счастливы, все должны друг друга понять, простить и полюбить, но нет. Принципы, они хуже понтов и денег.
Дверь дома открывается, и на террасу выходит мать, кутаясь в полушубок.
– Вроде бы, угомонился, – тяжело вздыхает и опускается на соседнее кресло. – Ты же не курил, сын, – осуждающе провожает взглядом сигарету.
– Я и не курю, просто нервничаю, – выдыхаю дым, от которого дерёт в горле, и тушу сигарету. – Поеду тогда, мам. Если что – звони.
Поднимаюсь из кресла и протискиваюсь между столиком и креслом к выходу с террасы.
– Сын, – мама ловит меня, как мальчишку, за подол пальто. – А эта девушка, о которой сегодня шла речь… Ты ведь на самом деле из-за неё так торопишься с разводом?
– И из-за неё тоже, – киваю. – Потому что все эти пять лет на месте Нелли должна была быть она.
– А она? – хмурится родительница. – Согласна с твоим утверждением?
– Пока – нет, – говорю честно. – Но я над этим работаю. И буду рад, если вы не станете больше мешать.
– Сделаю все, что смогу, – жмёт плечами мама.
– Спасибо, – я целую ее в макушку и чуть приобнимаю. – Поеду.
Сажусь в машину и смотрю на часы.
Восемь вечера. Конечно, можно наплевать на все барьеры Гордеевой и явиться к ней без приглашения… Хочется…
Но я не стану.
Доезжаю до дома и делаю то, что не позволял себе все пять лет после нашего расставания с Асей: захожу на старый жесткий диск и открываю папку с фотографиями.
Студенческие воспоминания затягивают в эмоциональную воронку и закручивают, но я ищу кое-что определенное. Свой личный фетиш.
Да, вот она. Ввожу защитный код, открываю скрытую папку и пропадаю.
Волосы, губы, ноги, пальчики, грудь… Ааа… Ася, я уже почти сошёл с ума!
Мне срочно нужен холодный душ!
Глава 24. Ее первый. Кадры. (Флешбек)
Макс
– А куда мы едем? – улыбается мне Ася, ерзая на соседнем сидении.
– В одно очень красивое место, – ловлю ее руку, переплетаю наши пальцы и подношу их к губам. – Мм… ты пахнешь шоколадом, – целую ладошку.
– У меня есть ещё, – Гордеева резво отстегивает ремень безопасности и тянется к заднему сиденью, вытягивая оттуда свой рюкзачок. – Вот, – достаёт плитку в цветной фольге.
– Корми меня, – велю ей.
Отламывает и маленький кусочек и протягивает.
– Держи…
– Давай, – открываю рот, намекая, куда нужно определить лакомство.
Ася скармливает мне шоколад.
Я прихватываю губами ее указательный пальчик и немного всасываю в себя.
Хочу! Всю ее хочу!
Я очень голодный, но зверски порядочный, если она скажет «нет» я не трону.
Она кусает шоколад прямо от плитки.
– Я чистая? – смеясь, облизывает губы.
Моя нервная система не выдерживает такого сладкого представления.
Сбрасываю скорость, съезжаю на обочину и притягиваю Асю к себе.
– Попалась…
Она смеется.
– Ты меня теперь съешь? – двусмысленно и с опаской заглядывает мне в глаза.
– Сразу, – выдыхаю ей в щечку своё возбуждение, – как только ты позволишь. Я люблю тебя…
Сердце колотится в горле. Так волнуюсь, как будто это не у неё будет «первый», а у меня.
Зацеловываю нежные, самые сладкие губки. Я в хлам.
Не могу даже внятно объяснить, что в этой девушке особенного, мне кажется, что все!
Все! От запаха волос на макушке, до ледяных пальчиков ног, которые она так любит греть у меня на животе, поглаживая пресс.
Со стороны дороги сигналят.
Отрываюсь от Аси со стоном сожаления и открываю окно.
– Все нормально? – кивает мне бдительный и сердобольный водитель чёрного старого внедорожника.
– Да, – киваю и, матеря его за неуместность появления последними словами, закрываю окно.
– Нас спалили… – закусывая губку, краснеет Ася. – Долго ещё ехать?
– Минут тридцать… – завожу машину и на всякий случай до места назначения больше к Гордеевой не прикасаюсь.
Я рад, что этот дом достался от родителей мамы именно мне.
Баварская кладка, баня, небольшая лесопосадка и речка буквально в пятистах метрах.
– Господи, какой здесь воздух! – Ася выходит из машины и потягивается на закатном солнышке, как кошка. – Ух ты! – оглядывается по сторонам, – Это какой-то заповедник?