— Странно было бы, если бы не пугалась, — прошептал Рэм в висок и прижался к нему лбом, резко втягивая воздух. Потом вдруг обвил руками и вжал в себя с какой-то обреченностью. — Ему нужна вменяемая, которая оградит от угрозы… И ты такая на все сто процентов. — Следующий вдох показался слишком резким. — Что он тебе пообещал, вживляя в тебя жучок?..
Я вздрогнула и замерла в руках Рэма, прикрывая глаза, но дрожь скрыть не удалось.
— …Что ты должна защитить ребенка от меня? — давил он.
— Неважно, — голос дрожал.
— Важно, — прорычал Рэм. — Оправдывайся, Вика. Я — не плюшевый мишка. — На горле жестким захватом сжались пальцы.
— Не буду я оправдываться, — мотнула головой. — Я не знаю, что меня ждет там — за стеной!
— Я говорил, что тебе ничего не грозит, — рычал он все сочнее, и злая вибрация растекалась по коже, погружая тело и душу в ужас, которому было сложно противостоять. — Когда я тебе врал?!
Я зажмурилась и обхватила его запястье мокрыми ладонями, когда вдруг рядом послышалось приглушенное рычание, а в ноги ткнулись лапы. Я открыла глаза и увидела Денвера, возмущенного и решительного. Он упирался передними лапами мне в колени и рычал на Рэма. При этом дрожал, как осиновый лист, топорщил шерсть на загривке, а в глазках-бусинках ясно читалось столько неуверенности, но он все равно противостоял обидчику.
Что-то щелкнуло внутри, будто вправленный сустав, и все сомнения разом рухнули. По щекам покатились слезы, а стоило рукам Рэма исчезнуть, я обхватила маленького защитника и прижала к себе. Тот не позволял сбить себя с толку — разрешал себя тискать, но продолжал пристально следить из-за моего плеча за Рэмом.
Мужчина медленно выпрямился и молча ушел, и тогда Денвер задрожал сильнее, моргая и поглядывая на меня. Его шершавый язык вылизывал мои соленые щеки, а я прижимала его к себе, нахваливая и благодаря за то, что заступился. Понятия не имела, что теперь будет и как себя поведет Рэм, но я больше не сомневалась в нашей с малышом обоюдной привязанности.
28
Мы еще немного повалялись на траве, приходя в себя и греясь в последних лучах, которые попадали сюда, а потом садящееся солнце ушло за высотные дома, и лужайку затопило влажным сумраком. Вскоре заработал полив, и пришлось уносить ноги. В спальне медвежонок встряхнул мокрую шерсть, но в ребенка возвращаться не спешил, поглядывая хмуро на лестницу. Он боялся за меня. Такой маленький, а уже такой ответственный!
— Малыш, — позвала тихонько я. — Пошли плавать? Помнишь, как вчера?
В ванной он, наконец, расслабился и из медвежонка превратился в любознательного ребенка. Пирамидка из камешков сегодня росла уверенней, а я думала, что теперь Денвер точно знает, зачем нужна звериная ипостась. Но чувство вины по этому поводу не пришло.
После ванной я спустилась с ним вниз. Рэм обнаружился в кухне у окна. Он стоял лицом к городу, низко опустив голову, и от звенящего напряжения я замерла у лестницы. Денвер, на удивление, не напыжился на Рэма, но и к нему больше не тянулся. На столе был накрыт ужин на одного, вернее — на одного взрослого и ребенка. Рэм решил вытащить его комплект — зеленую тарелочку с лесным орнаментом, и теперь она стояла рядом с блюдом.
— Садитесь ужинать, — глухо приказал он.
— А потом? — безжизненно потребовала я.
— Потом уложишь его спать, и поговорим. — И он развернулся и ушел в кабинет.
Давно я не испытывала этого странного чувства, при котором, казалось, дрожал воздух.
У отца Донни была привычка наказывать тишиной. Когда я «косячила» — своевольничала с выбором колледжа, репетиторов, мест для поездок на каникулы, — он замолкал. И это наказание было для меня худшим вариантом. Я металась в такие моменты в невесомости, потому что зависела… Зависела от человека, который старался решить в жизни все, начиная от того, взять ли меня из детдома или нет. Но я все равно ему противостояла, прямо как Денвер Рэму. Тряслась, но противостояла.
Меньше всего в жизни мне хотелось бы вернуться к такой зависимости…
Когда Денвер уснул, я сама спустилась вниз и замерла у кабинета. Пока прислушивалась, двери открылись…
Я вязал в узел эмоции, ломая все внутри себя, лишь бы дать себе шанс не разрушить все… Но когда она показалась в проеме, меня все же чуть не сорвало.
Хорошо выбрал, в своем духе… подошел со всей тщательностью… Теперь оставалось только признать, что с ней не буду прежним. Главное, чтобы никто об этом не узнал и не почувствовал.
— Не слушаешь, — еле выдавил.
— Не чувствую себя виноватой, — взглянула на меня с вызовом Вика. — Ты просил оправдываться. Так вот мне страшно. Ты обладаешь безграничной властью…
— Ты тоже.
— Я? — опешила она.
— Заходи, — посторонился, приглашая войти. — Он точно уснул?
— Да, — поежилась она. — Будешь наживую вытаскивать?
— Еще скажи — выгрызать, — огрызнулся. — Значит, виноватой себя не чувствуешь… — То, как она ежилась, говорило об обратном. — И что же заставляет тебя верить Келлеру?
— Он всегда меня поддерживал, — обернулась она у стола. — Предложил помощь, сказал, что примчится, что бы ни случилось…
Хорошо оправдывалась, складно.