Наследник для шейха (СИ)

Выговаривает как-то странно и вновь присматривается ко мне, уже не прижимает к коре, но и рук своих не убирает, притягивает к своей литой груди, поглаживает мою скулу.

Мне кажется, что шейх сейчас все же отпустит меня, но и тут я не попадаю в точку: Аяз тянет меня за волосы и вновь набрасывается на мои губы, сметает малейшее сопротивление, ласкает языком, пьет стоны.

У меня в ушах шуметь начинает, Аяз оглушает меня, будто дыхание забирает. Он пьет меня, ласкает языком так глубоко, что прямо кажется — имеет вот так, без тормозов.

Его напор слишком сокрушительный, я цепляюсь за широченные плечи шейха, царапаюсь как кошка, пытаясь унять пыл мужчины, выстоять под его напором, под жаром, которым обдает его тело.

В какой-то момент — не понимаю как — я кусаю Аяза за губу и буквально каменею, не зная, чего ожидать от мужчины, который буквально рычит и заставляет прогнуться в спине, выпятить грудь, которую накрывает горячий рот, — даже через одежду меня будто током бьет, а потом я вскрикиваю. Потому что Аяз отвечает тем же, кусает меня, а затем зализывает укус подобно зверю…

Его пальцы впиваются в мои волосы, а глаза буквально полыхают, когда шейх неожиданно отрывается от меня и смотрит так, что мне страшно становится от мощного желания, от яростного пламени, которое в его медовом взгляде переливается всеми оттенками золота.

Его глаза исследуют мое тело, скользят по коже, будто физически ставят отметины, клеймят меня. Наконец Аяз позволяет мне выпрямиться, прижимает к себе, касается моих волос, играет с прядками, неожиданно упирается лбом в мой лоб и дышит тяжело.

— Вкусная… черт возьми… чистейший нектар…

Вновь в мои глаза смотрит, и я понимаю, что если бы шейх не держал меня, я бы упала к его ногам. Сложно мне удерживать равновесие при таком напоре… и я не столько про этот момент сколько про свою душу, свое неискушенное сердце, которое откликается на каждое касание мужчины, на его ласку…

Аязу невозможно противостоять, и хоть я все время пытаюсь убедить себя в том, что этот мужчина не мой и мне нельзя в него влюбляться… сердце реагирует, он слишком умело играет с моим неискушенным телом, и хочется прокричать, чтобы он сжалился, выпустил меня отсюда, дал вернуться в свой мир, но…

Я помню его рассказ. И отношение к этой легенде…

Аяз не простит… более того, этот человек слишком проницателен, и чем скорее я покину его дворец, тем меньше возможностей ему раскрыть мою тайну уже сейчас…

Порочный. Дикий. Искушенный…

Я дыхание перевожу, а шейх выпрямляется, вновь продолжает нашу прогулку, тянет меня за собой…

Поворачивает налево, и я замечаю, как мы выходим к огромному строению… оно затеряно в этом густом саду.

— Куда мы пришли? — спрашиваю, отчего-то очень сильно напрягаясь.

Мне вдруг кажется, что Аяз уже понял, что я обманула его, и сейчас мы пришли к месту, где он будет приводить в исполнение приговор.

— Ты говорила, что любишь кошек, так ведь, Джамиля?

В голосе шейха слышны смешинки. Мой страх перед разоблачением он явно списывает на что-то другое, и я выдыхаю.

— Да… Люблю, — отвечаю тихонечко, осознавая, что шейх отмечает каждое мое слово, он внимателен к деталям…

Это строение из досок, и до ноздрей долетает запах… животный такой… резкий…

Прикусываю губу. У меня в глазах жечь начинает от напряжения, я пытаюсь разглядеть каких-нибудь кошечек, которые могут быть тут, но вольеры в отдалении пусты и слишком большие…

Ну, скажем, если там и обитают кошки, то огромные просто…

— Не пугайся только, — выдает Аяз и подмигивает, а затем свистит…

И я замираю. Забываю, как дышать, когда к нам выпрыгивает…

Огромная черная кошка… с острыми клыками, которая начинает шипеть на меня так, что я чуть от страха в обморок не падаю, вскрикиваю, отпрыгиваю, но шейх удерживает меня за руку.

— Спокойно.

И, главное, я не знаю, кому адресует Аяз этот приказ. Но мы обе замираем, у меня от испуга слезы выступают, и трястись начинаю, когда смотрю на великолепную черную хищницу, разгуливающую на воле…

— Это пума, Джамиля, ты же сказала, что любишь кошек? — спрашивает Аяз и бровь выгибает, на меня смотрит и руку мою не отпускает.

— Я-я… — заикаться начинаю, и кажется, что вообще язык к небу прирастает, — я… кошечек люблю… а эта хищница огромная… кажется… она меня слопать хочет…

Перевожу взгляд на шейха и вижу, что он откровенно надо мной потешается, в глазах веселые искорки горят, на губах шкодливая улыбка — ощущение, что передо мной совсем мальчишка…

Облизываю губы и опять кошусь на роскошную зеленоглазую хищную кошку, которая откровенно рассматривает меня, и мне кажется, что, подай Аяз знак, она набросится…

Но вместо этого шейх протягивает ладонь.

— Багира…

Выговаривает тихо, но властно, с яркой «р», которая будто сам рычит. Кошка подается вперед, упирается в ладонь шейха огромным мокрым носом и урчать начинает…

— Моя любимица… — выдает Аяз, и я понимаю, что кошечка тут у нас женщина и как любая особь женского пола довольно ревнива…

— Ты привел меня сюда, чтобы отдать на съедение своей любимице? — спрашиваю, и голос у меня дрожит, в нем проскальзывают истеричные нотки.