Наследник для шейха (СИ)

Я не реагирую. Тогда Каролина прикусывает губу и стакан с водой цепляет своими пальцами, помогает мне поднести его к губам.

— Запей… — говорит с нажимом.

— Это пилюля для того, чтобы память стереть?

Все еще в каком-то шоке, проговариваю с иронией, чувствуя горечь лекарства на языке.

Сестра улыбается как-то то ли зло, то ли с грустью и отвечает коротко:

— Типа того, пей быстрее, там по времени нужно уложиться…

Помогает мне сделать глоток, и я ощущаю, как пилюля проскальзывает по пищеводу…

Закрываю дверь ванной. Почти захлопываю перед самым носом Каролины. Мне плохо. Мне так плохо, как не было никогда, и ощущение, что я заболеваю…

Благо Кара понимает мое состояние и не ломится, не стучится, я же включаю воду в душе на максимум и делаю ее горячей, чтобы хоть как-то согреться, встаю под обжигающие струи.

Не помогает. Ощущение такое, что внутри меня поселилась огромная глыба льда…

Кусок целый, который никак не растает, меня потряхивает от холода и озноба, хотя вода — почти кипяток…

Наконец жалею свое тело и немного убавляю градус. В какой-то момент, пока стою под обжигающими струями, перестаю хотя бы подрагивать, громко шмыгаю носом и размазываю сопли — слезы, которые уносит с собой вода.

Все пройдет, когда-то говорили древние мудрецы. И это пройдет…

И это пройдет…

А пройдет ли?

Или эта боль станет навечно моей частью, я ведь даже на сестру теперь без боли смотреть не могу, боли и злости…

Хотя… я сама пошла на этот шаг. Но… я не знала, что получу такую вот душевную рану на всю жизнь, что мне придется зализывать порезы, которыми испещрено мое сердце, и надеяться, что однажды они превратятся в шрамы, что не будут столь болезненно кровоточить.

Я намеренно закрываю от себя воспоминания, стараюсь не думать о шейхе, стереть имя Аяза из памяти, но…

Я не могу…

Вновь его лицо перед глазами и вновь слезы обжигают. Горло сковывает спазм, и меня накрывают рвотные позывы, буквально рвет пустотой…

Полощу рот, сплевываю, но горечь так и не уходит…

Горечь моего отчаяния, обиды, боли, разочарования…

Так много чувств, и каждое сплетается в буквы имени мужчины, который никогда не будет моим, мужчины, который, если бы узнал про обман, не пожалел бы ни меня, ни мою семью…

— Я должна забыть…

Выговариваю едва слышно, чтобы услышать, хочу вдолбить в свою глупую голову: нельзя допускать воспоминания.

Я сделала то, что должна была. Я спасала семью и весь род. Неважно, чем я руководствовалась, совершая этот поступок. Оправданий нет. Совесть мучает. А еще… есть и другое чувство, оно расцветает ядовитым цветком в самом сердце, оно убивает.

Как и предупреждал Аяз, самые красивые цветы в живой природе — самые опасные. Они манкие. Зовущие, но стоит притронуться, можно получить яд и погибнуть.

И я его получила. И сейчас погибаю. Только по ощущениям тот самый ядовитый цветок теперь будет отравлять меня изнутри.

Мне плохо. Мне невыносимо больно. Непереносимо просто. Ощущение, что от меня что-то отрывают.

Так странно. Всего ничего, а кажется, что…

Нет! Не думать!

Беру шампунь, взбиваю пену, наверное, опустошаю полбанки в диком желании смыть с себя все отметины, которые оставил на моем нежном теле мужчина…

Но все равно взгляд напарывается на покрасневшие царапины, цепляется за следы от жадных губ.

Не жалел меня Аяз. Он вообще жалеть не умеет. И если таким голодным и горячим он может быть в страсти, то какой же может быть его злость и ненависть?

Если бы наказание шейха обрушилось только на мою голову, я… не выдержала… я бы призналась… сказала ему, как все получилось, и молила о прощении, потому что действительно солгала, обманула.

Чувства вспыхивают в груди весьма противоречивые. Я чувствую себя плохо, потому что совершила подлость, приняла личину другой…

Но… я помню, что сказал шейх, помню его отношение к истории дикого цветка, которую он рассказал, легенду, которую изложил.

Он не пощадил бы, узнай правду, а это означало подставить всех близких, всех людей, которые хоть как-то имеют отношение к моей семье.

— Хватит!

Ударяю раскрытой ладонью по кафелю и чувствую боль. Сцепляю зубы. Лучше так. Пусть лучше рука болит, чем сердце ломит.

— Аяз не пощадил бы никого. Ты знаешь, Мелина. Ты все знаешь… — вновь выговариваю слова, чтобы дошло до моего воспаленного сознания.

Выключаю воду и выхожу из душа, сушу волосы феном, обмазываюсь кремами. Выполняю привычные действия, чтобы убрать со своего тела все посторонние запахи, а отметины… они пройдут через пару дней, не оставив ни единого следа…

— Все течет… все меняется… и это пройдет…

Повторяю как мантру, но, заглянув в зеркало, вижу только изломанную себя с потухшими, воспаленными от слез и воды глазами, с синяками под глазами, какую-то изможденную, осунувшуюся девушку…

Так странно. Еще недавно мои глаза сияли, а лицо было свежим, сейчас же…

Я лишь оболочка, бледная копия себя прежней…

— И это пройдет, — говорю своему отражению и улыбаюсь.

Получается не очень хорошо, но…

Выхожу из ванной. Каролина сидит на своей кровати. На столе фрукты, сладости, чайник с моим любимым травяным чаем.