Наследник Драконов. Время любить

Его голос походил на тревожный шелест листвы в ночной тиши. На шорох песка на тропинке в горах. На падение звезды в черном безмолвие. Мать и отец предупреждали Паулину, чтоб она не смела торговаться с кварцахом, не смела уступать ему и не смела ни о чем просить, но как откажешь, если он читает в самом сердце ее и угадывает самые потаенные желания еще до того, как они успевают сформироваться?

– Да, – ответила Паулина, дрогнув. – Хотела.

– Может, – чуть помедлив, произнес кварцах, – ты нам ее отдашь? Эту девушку? Насовсем? Чтобы мы сделали что-то прекрасное и великое? Какое-то чудо... Нам нужны волшебные вещи, чтоб создавать чудеса.

У Паулины мороз по коже пробежал, когда Кварцах сказал «волшебные вещи» по отношению к Ивон, к живому человеку. Но кварцах прикоснулся к Паулине кончиками своих противных пальцев, и она оттаяла, забыла все родительские наставления.

«Только магию и только деньги ему отдашь!» – кричала в памяти мать, но ее голос расходился, словно круги по воде, становился все глуше и сходил на нет.

Паулина, словно зачарованная, кивнула, не сводя взгляда с кварцаха.

– Да, – произнесла она. – Забирайте ее. навсегда. Совсем. И башню сожгите, – вдруг спохватилась она. – Чтобы король думал, что ее больше нет. Чтоб не искал.

Кварцах поклонился – слишком торопливо и слишком подобострастно для такого могучего существа.

– Конечно, – поспешно ответил он, ловко, как ярмарочный воришка, забирая у Паулины увесистый мешочек. – Нам не нужны проблемы с королем.

– И он никогда не узнает, кто...

– Конечно, – а теперь кварцах отвечал небрежно и поспешно, будто получил свое и спешит убраться. – Он никогда не узнает о том, что случилось с этой девушкой. Точнее, – кварцах снова тронул Паулину за плечо, – он будет думать, что девушка, перед тем как исчезнуть, принадлежала другому. Это отвратит короля от мысли искать ее следы.

– Думаю, напротив, – с сомнением в голосе отозвалась Паулина. – Он помчится отыскать того, кто посмел посягнуть на его женщину, чтобы убить его. А там может вскрыться обман.

Кварцах засмеялся. Смех у него оказался на редкость приятным, бархатным, обволакивающим, мелодичным.

– Вы погнались бы за отвратительной зловонной жабой, если б она проглотила ваше кольцо? – спросил кварцах, отсмеявшись. – Если омерзение пересилит приязнь, то никуда король не пойдет. Он останется на месте. Там, возле башни, отирается еще один дракон, молодой. думаю, его кандидатура подходит для того, чтобы опорочить ту девушку. Да не беспокойтесь так! – ободрил Паулину кварцах, видя, что она колеблется. – Ошибки не будет. У нас не может быть, – поправил он.

Эти слова упали в душу Паулины камнем и наполнили ее мертвой тяжестью. Но ушло беспокойство и страх.

«Ошибки не будет», – сказал кварцах. И от его уверенных слов у Паулины расцветало в душе злорадство и чувство победы. Она победила. Устранила соперницу. Значит, станет королевой обязательно – на других-то невест король просто не смотрел! А ей иногда милостиво улыбался.

«Значит, надо действовать, – решила Паулина. – Как только вести из башни дойдут до дворца, надо будет оказать королю поддержку, выразить сочувствие. надо всегда быть рядом, говорить слова, которые его ободрят, и скоро, очень скоро, он поймет, что не может уже обходиться без меня! А пока. »

– Ваше Величество, – прощебетала она приветливо, – мне кажется, вы озабочены чем-то? Позвольте, я развею ваши печали.

– Каким же образом? – поинтересовался король насмешливо, отрываясь от своих невеселых дум.

– Может, мне удастся развлечь вас танцами?

Паулина очень хотела, чтобы король коснулся ее. Почувствовал запах ее кожи, ее легкие духи с тонким-тонким ароматом, запах ее возбуждения – говорят, у драконов очень чуткое обоняние, а она, Паулина, сидя напротив короля, долго представляла, как он ее берет.

Нет, во всех подробностях она не могла это себе представить. Она еще не знала, как это. Но вообразить себе, как он срывает с нее одежду – могла. И для этого ей было бы не жаль желтого платья.

Она много раз представляла, как он обнажает ее, жестоко разрывая дорогую ткань, и стыд обжигал ее губы и щеки. Она представляла, как он трогает ее, трогает везде, гладит груди, заглядывает в ее смущенное лицо, а затем заставляет расставить ноги и гладит там – долго, так долго, что она, не выдержав, в смущении сжимает колени.

И тогда на ее ягодицу обрушивается удар, оставляя горящее алое пятно на коже, и следует жесткий приказ снова развести ноги.

В своих мечтах Паулина изнывает от сладкого предвкушения, желания подчиниться и удовольствия. В ее мечтах даже боль приносит ей удовольствие. И то, что все это происходило бы на глазах у сконфуженных свидетелей, ей тоже нравится. Это возбуждает ее.

При мысли о том, что все смотрели бы на нее, обнаженную, красивую, изнывающую и возбужденную, Паулина заводится по-настоящему. Она чувствует, как кровь приливает к ее губам, и уже физически хочет касаний там, между ногами.