Наследник фараона

— Злой дух, несомненно, вселился в этих людей, ибо они ведут себя, как бешеные собаки, притворяясь, что не знают египетского языка. Увидев, что я египтянин, они выбросили меня из таверны, куда я зашел промочить пересохшую глотку. Они кричали мне вслед ругательства, и дети закидали меня дерьмом. Тогда я пошел в другую таверну, ибо моя глотка пересохла, как солома, и я жаждал крепкого сирийского пива. Но здесь я не проронил ни звука, что мне очень трудно, как тебе известно. Однако я был осторожен и вместе с другими погрузил в пиво свой тростник в молчании и слушал, о чем они говорили. Они говорили, что Смирна была единственным свободным городом, никому не платящим дани, и что они не желают больше, чтобы их дети рождались рабами фараона. Другие сирийские города тоже когда-то были свободными, и поэтому всех египтян нужно избить и прогнать прочь — это долг каждого, кто любит свободу и кому надоело быть рабом фараона. Таков был этот вздор, хотя хорошо известно, что покровительство Египта более выгодно для Сирии, чем для него самого. Если предоставить их самим себе, то города Сирии будут походить на диких кошек в мешке, которые рвут и царапают друг друга, к большому ущербу для земледелия и торговли. Эти люди хвалились своим могуществом и говорили о каком-то союзе между их городами. Так как я египтянин, их разговоры вызвали у меня отвращение, и, как только хозяин отвернулся, я вышел, не заплатив, и сломал тростинку для питья.

Мне не пришлось много ходить по городу, чтобы проверить правдивость слов Капта. Никто не досаждал мне, ибо я научился носить сирийские одежды, но те, кто знал меня прежде, отворачивались при встрече, а прочие египтяне ходили по городу под охраной. Даже несмотря на это, люди насмехались над ними и бросали в них гнилые фрукты и рыбу. Однако я не испытывал никакого беспокойства. Несомненно, жители Смирны были раздражены новыми налогами, и подобные беспорядки должны были скоро прекратиться, поскольку Сирии было столько же пользы от Египта, как и Египту от Сирии. Я не думал, что приморские города могли долго продержаться без египетского зерна.

В моем доме установился порядок, и я принимал пациентов и лечил их, как прежде. И, как прежде, они приходили ко мне, ибо больному и страдающему безразлична национальность врача, а важно лишь его искусство.

Однако они спорили со мной, говоря:

— Скажи нам, египтянин, справедливо ли, что Египет вымогает у нас дань, использует нас и жиреет на нашей нищете, как пиявка, высасывающая кровь? Справедливо ли, что мы не можем восстановить наши стены и башни, раз мы этого делаем и охотно берем на себя эти расходы? Наши собственные советники достаточно сведущи, чтобы править нами хорошо и справедливо, и Египту незачем вмешиваться в коронование наших правителей или в наше судопроизводство. Клянемся Ваалом, если бы не египтяне, мы бы процветали и преуспевали. Они для нас, как саранча, и ваш фараон навязывает нам теперь нового бога, чтобы мы лишились благосклонности нашего собственного.

Не желая перебраниваться с ними, я говорил:

— Против кого хотите вы воздвигать свои стены и башни, если не против Египта? Ведь несомненная истина, что ваш город был свободен без своих стен в пору ваших великих прадедов, но вы проливали кровь и довели себя до обнищания своими бесчисленными войнами с соседями, которых вы все еще ненавидите, тогда как ваши цари были известными деспотами и при них не были в безопасности ни богатые, ни бедные. Теперь вас защищают от врагов мечи и копья Египта, а египетские законы охраняют права как богатых, так и бедных.

Но это приводило их в ярость, их глаза краснели и ноздри трепетали, когда они возражали:

— Египетские законы гнусны нам, а их боги внушают нам отвращение. Что из того, что наши правители были деспотичны и несправедливы, чему мы не верим! Они были нашими собственными правителями, и наши сердца подсказывают нам, что несправедливость в свободной стране лучше, чем справедливость в стране порабощенной.

Я сказал:

— Я не вижу у вас никаких признаков рабства; скорее вы толстеете и хвалитесь богатством, нажитым благодаря египетской глупости. Будь вы свободны, вы грабили бы корабли друг друга и рубили бы друг у друга фруктовые деревья. При поездках в глубь страны ваша жизнь была бы в большей опасности.

Но они не желали слушать. Они бросали свои подарки и уходили, говоря:

— В душе ты египтянин, хотя и носишь сирийские одежды. Каждый египтянин — угнетатель и злодей, и хорош только мертвый египтянин.

Поэтому мне было теперь не по себе в Смирне. Я начал собирать все принадлежавшее мне, чтобы приготовиться к отъезду. Я должен был отправиться в Египет, согласно моему обещанию встретиться с Хоремхебом и рассказать ему обо всем, что видел. Но я не очень спешил, ибо душа моя замирала при мысли о том, что я вновь напьюсь воды из Нила, а время так и бежало.