Наследник фараона

— Синухе, выбирай быстрее: жизнь или смерть? Если откажешься, мы не сможем оставить тебя в живых, теперь ты слишком много знаешь, будь ты хоть сто раз моим другом. Имя, данное тебе матерью, — дурное предзнаменование; ты уже узнал слишком много тайн фараонов. Одно слово, и я перережу тебе горло от уха до уха, хотя и против своей воли, ибо ты наш лучший помощник и мы не можем поручить это дело никому другому. Ты связан с нами общим преступлением, и это преступление мы также разделим с тобой, если ты считаешь преступлением спасение Египта от власти хеттов и безумной женщины.

Итак, я был пойман в сеть, сплетенную из моих собственных деяний, сеть, ни одной ячейки которой я не мог разорвать. Я навеки связал свою судьбу с судьбой Эйе и Хоремхеба.

— Ты прекрасно знаешь, что я не боюсь смерти, Хоремхеб, — произнес я, напрасно пытаясь придать себе мужества.

Я пишу для себя, не стараясь казаться лучше, чем я есть на самом деле. К стыду своему признаюсь, что мысль о смерти наполняла меня ужасом этой ночью, главным образом потому, что это обрушилось на меня так неожиданно. Я подумал о стремительном полете ласточек над рекой и о вине из порта, подумал о гусе, зажаренном для меня Мути по фиванскому способу, и жизнь показалась мне вдруг такой отрадной. Я подумал также о Египте и пришел к заключению, что фараон Эхнатон должен был умереть, дабы Египет мог жить, и о том, что Хоремхеб мог бы отразить нападение хеттов силой оружия. Но Эхнатон был моим другом. Царевич из чужой страны был совершенно незнаком мне, и, конечно, во время войны он прикончил не менее тысячи человек. Почему же я, убивший Эхнатона, не решаюсь убить его ради спасения Египта?

И я ответил:

— Убери свой нож, Хоремхеб, ибо вид обнаженного клинка неприятен мне. Будь по-твоему. Я спасу Египет от власти хеттов, хотя каким образом я это сделаю, мне пока неизвестно. Вполне возможно, что я погибну, ибо хетты, конечно же, убьют меня в случае смерти принца. Но я мало беспокоюсь о своей жизни, я не желаю, чтобы хетты правили в Египте. Я берусь за это не ради ваших даров и лестных обещаний, но потому лишь, что мне не избежать этого, ибо деяние это предначертано мне звездами еще до моего рождения. Получайте же короны из моих рук, Хоремхеб и Эйе; получайте ваши короны и благословляйте мое имя, ибо я, ничтожный врач, сделал вас фараонами.

Говоря это, я едва удерживался от смеха. Я думал, что скорее в моих жилах течет священная кровь, и я единственный полноправный наследник престола фараонов, тогда как Эйе по происхождению всего лишь младший жрец, а от родителей Хоремхеба несло скотом и сыром. В эту минуту я ясно увидел, кто они такие: разбойники, грабящие умирающий Египет, дети, играющие коронами и знаками власти, так опутанные своими желаниями и так порабощенные ими, что счастье к ним не придет никогда.

Я сказал Хоремхебу:

— Хоремхеб, друг мой, царская корона тяжела. Ты узнаешь это в один из жарких дней, когда к вечеру скот спускается к реке на водопой и все вокруг стихает.

Но Хоремхеб ответил:

— Спеши в дорогу! Тебя ждет корабль, и постарайся встретить Шубатту в Синайской пустыне прежде, чем он и его свита доберутся до Таниса.

Вот так я снова покинул Фивы, внезапно и под покровом ночи. Я взошел на борт самого быстроходного корабля Хоремхеба, взяв с собою ящик с медицинскими принадлежностями, немного вина и остатки поджаренного гуся, которого Мути подавала мне на обед.

2

Снова я остался один, и одиночество мое было тяжелее, чем чье-либо еще. Не было на свете никого, кому я мог бы излить мои сокровенные мысли, открыв тайну, которая, выйди она на свет, погубила бы тысячи людей. И потому я должен был быть хитрее змеи, и к этому меня также вынуждала уверенность в том, что, будь я пойман хеттами, меня ждет страшная смерть от их рук.

У меня было сильное искушение бросить все это и искать убежище в каком-нибудь уединенном месте подобно моему тезке Синухе из легенды, предоставив Египет его судьбе. Решись я на это, возможно, весь ход событий изменился бы и мир ныне мог оказаться иным. Теперь, состарившись, я постиг, что все правители и все народы схожи. Неважно, кто правит и что за народ господствует над другим, ибо в конце концов страдают бедные.

Но я по своей слабости не убежал. Когда смертный слаб, он скорее позволит, чтобы его вовлекли в дурное дело, чем сам выберет себе дорогу.