В штабе задержанный с видом оскорбленной добродетели поздоровался. Как видно, он уже успокоился и пришел в себя.
Генка с интересом выслушал сбивчивый рассказ Петьки и прежде всего предложил задержанному объяснить, от кого и почему он убегал. Тот повторил то же, что уже говорил Петьке, правда, с некоторыми живописными деталями. С каждой минутой он обретал все большую уверенность.
— Я сам пострадавший. Вы не имеете права меня задерживать. Это незаконно. Вы превышаете свои полномочия, — говорил он, всматриваясь в непроницаемое лицо Генки и напряженно решая, как ему вести себя дальше.
— Предъявите ваши документы, — спокойно попросил Генка.
Задержанный поспешно полез в боковой карман своей модной курточки, достал из него документы и широким театральным жестом протянул Генке:
— Вот, пожалуйста. Но, учтите, своим недоверием вы оскорбляете во мне глубоко порядочного человека. Здесь паспорт и трудовая книжка. Надеюсь, этого достаточно? Я известный артист, работаю в театре, сейчас у меня творческий отпуск по семейным обстоятельствам…
— Альберт Анатольевич Архипасов, — вслух прочитал Генка. Полистал трудовую книжку — Пестрая биография — с усмешкой сказал он, возвращая документы.
— Это вас не касается, — обиженно заявил Архипасов, засовывая документы в карман. — Если вы меня сейчас же не отпустите, я буду жаловаться. Я завтра же буду у начальника горотдела милиции. Я дойду, если потребуется…
Этот развязный болтливый тип раздражал Генку. Он сделал запись в книгу дежурств и отпустил Архипасова:
— Можете идти. Если потребуется, вас пригласят.
Архипасов обрадовался. Льстиво заулыбался, поклонился:
— Благодарю вас, гран мерси! Уверен, что мы никогда больше не встретимся. О чем я, поверьте, крайне сожалею…
Расшаркиваясь, улыбаясь и кланяясь, он удалился.
— Вот сволочь! — с разочарованием и даже обидой сказал вслед ему Петька.
— Да, видно, подонистый малый, — кивнул Генка. — Трепач. Заморочил мне голову своей болтовней. Я и не догадался спросить, почему у него на руках трудовая книжка. Если человек работает, она должна находиться в отделе кадров. Видишь, значит, обманул нас. Значит, ты не зря задержал его. Но не огорчайся. Раз уж он объявился в нашем саду, значит, еще попадется. Сколько веревочке ни виться… А где, кстати, твои кардиналы?
Петька так и ахнул:
— Не знаю. Потерял. И надо же, из-за какого-то идиота пропали такие рыбки…
Домой Осипов и Петька шли вместе. Прощаясь, Петька задержал руку приятеля в своей и, немного смущаясь, сказал:
— Знаешь, Генка, я решил учиться…
— Одобряю, — сказал Осипов. — Правильно, Петька. Кончай бакланить.
Петька свернул в свой переулок. Он тихонько насвистывал и снова думал о той рыжеволосой девчонке из читальни. Думая о ней, он вспоминал море, где был один раз в пионерлагере. Замшелые теплые скалы, узкие серебристо-бархатные листики маслин, литые гроздья винограда, терпкий запах моря, бесконечный шелест волн…
…В полночь, удивляя и пугая случайных прохожих, по улице, пошатываясь, брел мужчина в пиджаке и желтых носках, но без брюк и туфель. Ему не задавали вопросов, и так было видно — человека раздели. Петухов добрел до пятиэтажного дома, поднялся на третий этаж, прислонился к косяку, надавил пальцем кнопку звонка. Глаза сами собой закрывались. Хмель еще не оставил его. Смертельно хотелось спать. За дверью что-то шелестело, но Петухов не слышал обращенных к нему тревожных вопросов. Он спал.
Спустя час он проснулся и снова надавил на кнопку. Когда за дверью послышалось: «Кто там?» — Петухов опять заснул.
Уже окончательно рассвело, когда Петухов по-настоящему проснулся. Он мученически морщился, припоминая, что с ним стряслось прошлым вечером, и почему он стоит у своей двери без брюк в такой неудобной позе, и почему весь его пиджак в мелу… Ясно, как день, — опять жена не пустила. Но где же брюки? «Вот я ее сейчас припугну», — мелькнула шальная мысль. Петухов снова нажал кнопку звонка. Спустя несколько минут за дверью слабо прошелестело: «Кто там?»
— Свои, свои, — бодро ответил Петухов, засовывая руку во внутренний карман пиджака и нащупывая тяжелый холодный металл. — Из домоуправления…
Некоторое время за дверью было тихо — там думали.
— Открывай скорей — у меня несчастье, — жалобно попросил Петухов. Щелкнул английский замок. Дверь стала медленно открываться. Петухов с силой толкнул ее и одновременно направил в проем пистолет. — Руки вверх! — крикнул он и в ту же секунду оцепенел от ужаса. На Петухова безумно расширившимися глазами смотрела старуха — огромная, седая, похожая на сказочную ведьму. Челюсть у нее отвалилась, и из горла вырывались хриплые, булькающие звуки. Несколько секунд они смотрели друг на друга, как два ошеломленных привидения. Потом Петухов с тихим визгом ринулся вниз, перепрыгивая через несколько ступенек. А старуха с закатившимися глазами повалилась на спину и, падая, с костяным стуком ударилась седогривой головой об пол.