Кондратьев, как и планировалось, обнаружился около каменных магов, навсегда застывших в схватке. Он тоже вырядился так, словно собрался свататься минимум к графине. Где он только взял деньги на все эти шмотки? На голове цилиндр, на ногах лакированные штиблеты, а на плечах изысканный фрак с красным кушаком, обхватывающим талию. Парень нетерпеливо прохаживался, постукивая о брусчатку тросточкой с серебряным набалдашником. И весь его вид говорил, что он птица высокого полёта.
— Тебя не узнать! — непритворно изумился я, подойдя к Рыжику. — Ты снял одежду с герцога?
— Хорошая идея. Жаль, она не пришла мне в голову, — усмехнулся он и следом добавил: — Пришлось брать вещи напрокат. Весьма полезная услуга, когда у тебя в кармане ветер гуляет. Не будем же попусту сотрясать воздух. Прошу в нашу скромную колесницу, Никита.
Кондратьев указал на роскошную карету с резьбой и серебряными украшениями. Мне даже не пришлось открывать дверцу. Её для меня распахнул спрыгнувший с козел расторопный малый в ливрее. Сервис, однако!
Я уселся на мягкое сиденье, а напротив меня плюхнулся Рыжик, подмигнул и тихонько проговорил:
— Плату за карету — пополам. А то возница заломил за неё четыре цены против обычной. Настоящий рвач.
— Идёт, — усмехнулся я и покачнулся из-за того, что карета тронулась в путь. — Спешу сообщить тебе последнюю новость. Морозов в письменном виде принёс мне извинения.
— Да ты что! Ай да трус! — ахнул дворянин, выгнув брови. — Ну-ка дай мне почитать сей опус, ежели не жалко.
— Ты думаешь, что этот трофей достоин того, чтобы я постоянно носил его с собой?
— Тогда поведай, что Морозов написал.
Я вздохнул и слово в слово повторил, что давеча прочёл. А потом мы с Рыжиком ещё четверть часа перетирали кости Морозову, который только на словах был ого-го, а на самом деле оказался банальное сыкло. И мы могли бы ещё минут пять вербально пинать его, но тут карета остановилась возле трёхэтажного белоснежного воздушного особняка, украшенного лепными девами с печальными ликами и крестами. А посеребрённые ангелочки на фасаде блестели, как яйца чистоплотного кота. Сколько же всего это стоит?
— Кхам… а мы точно по адресу? Тут ли живёт служитель божий? — пробормотал я.
— Тут, не изволь сомневаться, — усмехнулся Кондратьев и глянул на дверцу, кою с услужливой улыбкой открыл возница.
Рыжик первым ступил на брусчатку, а я уже после него покинул карету и двинулся к особняку. Да-а-а, что б все так жили. Хороша хибара.
Возле дверей нас встретил слуга в ливрее и повёл по коридорам с мраморным полом. Эхо наших шагов отражалось от картин с библейскими мотивами, от хрустальных люстр и изящной французской мебели из красного дерева.
Вскоре мы добрались до просторного, светлого зала, в котором обнаружился целый выводок благородного вида молодых людей, восторженно слушающих убелённых сединами господ. Помимо них, по залу степенно ходили обряженные в рясы благолепные старички с длинными бородами, а вот дам я тут совсем не увидел. Печально.
— Никита Алексеевич! — неожиданно раздался знакомый голос.
Я повернул голову и заметил Леопольда Христофоровича Тихого. Он шёл ко мне с радостной улыбкой, углы которой почти добирались до пышных бакенбард.
— Ты гляди, как улыбается, точно должника стародавнего увидал, — тихонько произнёс Кондратьев и следом громко добавил: — Моё почтение, Леопольд Христофорович!
— Добрый вечер, судари, — отозвался тот, скользнув небрежным взглядом по Рыжику.
— Рад вас видеть, — вставил и я свои пять копеек, а затем взял бокал вина, предложенный слугой с подносом.
— О! Отведайте, отведайте вино, — пропел Тихий. — Оно тут просто волшебное. Монахи знают толк в этом дивном напитке и у себя в подвалах не хранят кислятину.
— Да, в самом деле великолепное вино, — проронил Кондратьев, который тоже взял бокал и сделал несколько глотков.
— Никита Алексеевич, позвольте я вас познакомлю с архиепископом, — ласково проговорил мужчина, деликатно взял меня под локоть и потащил в сторону тучного старика в просторной рясе, вышитой золотой нитью. Рыжика он с нами не пригласил, но тот не обиделся. Взял с подноса второй бокал вина и принялся бродить по залу.
Возле его высокопреосвященства, на удивление, обнаружился лишь один человек — прыщавый паренёк с зализанными набок волосами и длинным носом. Он что-то шептал на ухо благосклонно кивающему Серафиму, похожему на доброго дедушку с лучистыми глазами, носом-картошкой и округлыми щеками. Но когда мы с Тихим приблизились к ним, паренёк перестал нашёптывать, кивнул Христофоровичу и спешно удалился.
— Ваше высокопреосвященство, позвольте представить вам Никиту Алексеевича, студента моего университета. Очень способный молодой человек. Мастер проклятий. Он однажды чуть не угробил мой кабинет своей силой, — восторженно проговорил Тихий, словно расхваливал товар, который надо бы поскорее продать.
— Рад знакомству, — улыбнулся старик, сложив руки на внушительном пузике.