Мистриссъ Эдмонстонъ съ нетерпніемъ ожидала, что скажетъ мистеръ Лазсель о своемъ новомъ воспитанник, и наконецъ узнала отъ него, что Гэй Морвиль одаренъ блестящими способностями, свдній иметъ много, но въ классическомъ образованіи отсталъ и по части математики слабъ. Его пріучили къ мысли, что очень достаточно перевезти прозой или стихами какого-нибудь классика, если притомъ англійскій переводъ будетъ гладокъ и изященъ, а между тмъ онъ забывалъ о точности перевода и нердко искажалъ смыслъ подлинника. Трудиться онъ не привыкъ, такъ какъ понимается трудъ, и потому далеко отсталъ отъ своихъ сверстниковъ, гораздо мене его развитыхъ, но получившихъ правильное образованіе въ какомъ-нибудь общественномъ заведеніи. Все это мистеръ Лазсель передалъ Гэю лично, посл перваго испытанія; но такъ какъ тотъ не могъ вынести, чтобы кто-нибудь осмлился осудить его дда или прежняго учителя, то замчаніе его пропало даромъ, и Гэй ограничился только вопросомъ, по скольку часовъ въ день ему прикажутъ заниматься.
— По три, — сказалъ сначала мистеръ Лазсель; но, сообразивъ количество предметовъ, необходимыхъ для точнаго изученія, прибавилъ, — нужно бы, правду сказать, по четыре часа работать, если это возможно.
— Такъ я четыре часа и назначу, — отвчалъ Гэй:- а можетъ быть, и пять займусь.
Онъ усердно принялся работать и, не поднимая головы, трудился до завтрака, за часъ передъ которымъ онъ и Чарльзъ имли обыкновеніе читать что-нибудь по латыни вмст. Во время этихъ уроковъ Чарльзъ ршительно забывалъ товарищество и обращался съ Гэемъ очень строго. Гэю же, привыкшему жить на вол и проводить цлые дни на воздух, было очень трудно приниматься снова за сухой, мертвый языкъ классиковъ; ему пришлось горы ворочать, доискиваясь коренныхъ формъ и изучая трудные виды глаголовъ, и такая работа дотого его изнуряла, что къ полудню онъ былъ на себя не похожъ. Тутъ бы, кажется, и отдохнуть ему въ прохладной, покойной гостиной, тмъ боле, что Чарльзу было все равно, какой бы часъ для чтенія ни выбрать; но онъ, какъ нарочно, назначилъ полдень для уроковъ Гэя, вовсе не замчая, что лишаетъ своего пріятеля единственнаго часа для развлеченія. По временамъ Гэй звалъ во весь ротъ и, получивъ однажды названіе дурака за это, ршился попросить Чарльза перемнить часъ урока; но тотъ не согласился, и Гэй скромно подчинился вол домашняго деспота. Изучать характеръ Гэя было самымъ пріятнымъ развлеченіемъ для больнаго; онъ, напримръ, очень радовался однажды, что ему предстоитъ услышать отъ Гэя описаніе перваго обда, на который его пригласили. Семейство Браунлоу прислало просить мистера и мистриссъ Эдмонстонъ, вмст съ дочерью и молодымъ сэръ Морвилемъ, къ себ на обдъ. Гэю не очень хотлось хать, не смотря на увщанія Лоры, соблазнявшей его тмъ, что они услышатъ за столомъ отличную музыку; да и мистеръ Эдмонстонъ подговаривалъ его, радуясь заране перспектив дружескаго обда. Но Гэй что то отнкивался, пока наконецъ Чарльзъ не настоялъ, чтобы онъ халъ, хоть ради того, чтобы на слдующее утро передать ему изустное описаніе обда.
Такъ и случилось. На другой день за завтракомъ Чарльзъ не преминулъ спросить, весело ли было Гэю.
— Ахъ! пресмшно было! отвчалъ тотъ.
— Особенно смшнаго ничего не было, — прибавила Лора:- обыкновенный характеръ обдовъ Браунлоу извстенъ.
— Однако, разскажите все по порядку, — началъ снова Чарльзъ. — Лора, тебя кто велъ къ столу? Гэю врно навязали хозяйку дома?
— Нтъ, — отвчала Лора, — хозяйку и меня вели лорды.
— А не Филиппъ?
— Нтъ, — сказалъ Гэй:- врный Аматъ былъ безъ благочестиваго Энея.
— Ай да, Гэй, люблю за это! крикнулъ Чарльзъ, расхохотавшись.
— Мн эта мысль невольно пришла въ голову, — сказалъ Гэй, какъ бы извиняясь за насмшку. — Я наблюдалъ все время за молодымъ Торнтолемъ, это пародія на Филиппа, а безъ него онъ еще смшне, чмъ при немъ. Неужели онъ самъ этого не замчаетъ?
— Да, къ нему эти манеры вовсе не идутъ, — вмшалась мистриссъ Эдмонстонъ: — у него нтъ врожденнаго достоинства Филиппа.
— Видно, нужно быть непремнно шести футовъ росту, чтобы обладать этими величественными, спокойными и вмист граціозными манерами, которыми отличается Филиппъ, — сказалъ Гэй.
— Лора, кто былъ твоимъ сосдомъ? заговорила Эмми.
— Докторъ Майэрнъ. Я осталась очень довольна, иначе на меня навязался бы кто-нибудь изъ пріятелей мистера Браунлоу. Т ни о чемъ другомъ не говорятъ, какъ о скачкахъ, да о балахъ.
— А какъ держала себя сама хозяйка? спросилъ Чарльзъ.
— Она престранная, съ невозмутимымъ спокойствіемъ, замтила мистриссъ Эдмонстонъ, а Гэй, сдлавъ преуморительную физіономію, добавилъ: да, такихъ барынь мало на бломъ свт! Благородная ли она?
— Филиппъ иначе не зоветъ ее, какъ: эта женщина, — сказалъ Чарльзъ. — Она его разъ вечеромъ чуть не уморила со смху, увряя, будто она во всю свою жизнь видла только троихъ примрныхъ молодыхъ людей; его, меня, да еще своего сына.
— Ну, ужъ о Мориц она этого не скажетъ, — замтила Лора, когда взрывъ хохота умолкъ.