Наследник имения Редклиф. Том первый

Такая доврчивость матери къ сыну могла бы показаться странною для каждаго, кто зналъ желчный и болтливый характеръ Чарльза; но когда дло шло о вопрос, ссрьезно касавшемся судьбы одной изъ его сестеръ, Чарльзъ умлъ молчать. Одно только довріе матери могло обуздать его страсть къ рзкимъ намекамъ, колкимъ шуткамъ и насмшкамъ, которыя въ этомъ случа не довели бы до добра. Мистриссъ Эдмонстонъ была отъ природы женщина съ живымъ, откровеннымъ характеромъ. Ей непремнно нужно было сообщить кому нибудь то, что ее тяготило. Въ подобныхъ случаяхъ она руководилась женскимъ инстинктомъ, и выбирая себ довренное лицо, попадала всегда очень удачно. Она не умла скрытничать, какъ Лора, и на ея мст непремнно выдала бы свои чувства.

Настала середа. Трудно было тмъ, кто зналъ, что длается за кулисами. Къ великому неудовольствію Филиппа, первое лицо, которое онъ встртилъ, была лэди Эвелина, оставшаяся по просьб своихъ пріятельницъ для обда въ четвергъ. Молодой Торндаль велъ себя похвально, какъ выразился бы Чарльзъ. Страшась соблазна, онъ удалялся постоянно отъ Эвелины, отвчалъ улыбкой или сухимъ замчаніемъ на ея бойкія reparties и держался больше общества джентльменовъ. Лора все времи была молчалива, серьезна и неестественна. Филиппъ всячески старался быть развязнымъ, но безъ успха. Одинъ Гэй смялся и шутилъ попрежнему, внутренно удивляясь, что его вс такъ такъ скоро простили. Эмми терялась въ догадкахъ на счетъ окружающихъ ее и любезничала, какъ умла. Вечеромъ затяли игру, будто бы для развлеченія Шарлотты, а въ самомъ дл для того только, чтобы помочь натянутому расположенію духа всего общества.

Игра состояла въ слдующемъ: на отдльной бумажк играющіе должны были написать каждый названіе своего любимаго цвтка, какое нибудь историческое имя, качество души и эпоху, въ которую онъ желалъ бы жить. Билеты свертывались и клались вс въ одно мсто. Затмъ одинъ изъ играющихъ читалъ ихъ поочереди вслухъ, а прочіе должны были угадать, чей билетъ.

Чарльзъ вынулъ первый билетъ и прочиталъ громко: Ландышъ, истина, Іоанна д'Аркъ, Padre Christoforo, настоящая эпоха.

— Это билетъ Эмми! воскликнулъ Гэй.

— Справедливо, а почему вы отгадали? спросилъ больной.

— По имени Padre Christoforo; она въ восторгі отъ Il Promessi spasi, Манцони.

— Какъ, Эмми мтитъ въ Іоанны д'Аркъ, а сама боится кузнечиковъ, закричала смясь Эвелина.

— Я хотла бы быть сестрой Іоанны и слушать ея разсказы о видніяхъ, съ улыбкой отвчала Эмми,

— Вы бы ее тогда научили, Эмми, какъ врить видніямъ, замтилъ Филиппъ.

— Неужели вы такъ мало уважаете Іоанну л'Аркъ, Филиппъ, что находите возможнымъ смяться надъ ней, спросилъ Гэй.

— Нтъ, я ее уважаю, хоть нахожу, что ея враги и друзья одинаково ей повредили. Впрочемъ, я не считаю нужнымъ анализировать ея характеръ.

Гэй наморщилъ брови, началъ кусать перо и наконецъ бросилъ его на столъ, опрокинулся на спинку кресла и сложилъ руки.

— Лавенда, начала читать Шарлотта.

— Это кто выбралъ лавенду? спросила Эвелина.

— Я знаю кто, замтила мистриссъ Эдмонстонъ, поднимая голову отъ работы. Я никогда не забуду лавендовыхъ кустовъ, растущихъ въ палисадник, подл кухни въ Стэйльгурст. Филиппъ засмялся, Шарлотта продолжала читать, между тмъ какъ Лора, покраснвъ до ушей, уткнула носъ въ работу.

— Лавенда, повторила Шарлотта: — твердость воли, Страффордь, Корделія, послдняя война въ Крыму. Вотъ странно-то, сказала двочка, послушайте, что написано на слдующемъ билет: козья жимолость, твердость воли, лордъ Страффордъ, Корделія, настоящая эпоха. Какъ? Лора? ты врно списала съ билета Филиппа?

Лора, вся красная, не подняла даже глазъ, Филиппъ сконфузился и Эвелина расхохоталась, говоря, что ему должно быть очень лестно, что Лора покраснла.

— Ну, ну, Шарлота, продолжай, уже поздно, — прервалъ съ живостью Чарльзъ Эвелину.

Двочка прочла нсколько билетовъ, наконецъ попала на послдній. Онъ принадлежалъ Гэю.

— Верескъ, истина, король Карлъ I, сэръ Галаходъ, настоящая эпоха.

— Сэръ кто? — спросилъ Чарльзъ.

— Разв вы его не знаете? — воскликнулъ Гэй. Сэръ Галаходъ, извстный рыцарь, жившій во времена принца Артура. Кто жъ объ немъ не слыхалъ? Филиппъ, скажите, неужели вы не читали его исторіи?

— Я какъ-то заглянулъ въ его біографію. Очень, кажется, любопытна, но написана она на древнемъ аыглійскомъ язык, и потому ее трудно разобрать.

— Ахъ! съ негодованіемъ воскликнулъ:- Гэй вы, значитъ, только заглянули въ книгу. Но если бы вы дали себ трудъ прочесть, какъ я, два толстые волюма, вы бы иначе разсуждали. Я три лта сряду наслаждался ими, катаясь въ лодк.

— Это только доказываетъ, что всякая книга, какого бы достоинства она ни была, длается въ нашихъ глазахъ безцнна по воспоминаніямъ дтства.

— Совсмъ нтъ! Книга сама по себ замчательная. Какая тамъ глубина мыслей, таинственность, какіе прекрасные характеры рыцарей….

— Ну, сейчасъ видно, что вы судите объ ней по впечатлнію, произведенному ею на ваше воображеніе въ дтств. Нельзя же требовать отъ другихъ, чтобы они раздляли ваше мнніе, сказалъ Филиппъ. Я первый стою противъ смси религіозныхъ идей съ романомъ.