Наследник имения Редклиф. Том второй

— Разв теб мало доказательствъ, что онъ совершенно сбился съ пути, если онъ сметъ употреблять дерзкія выраженія, говоря объ насъ? закричалъ отецъ. — И кому жъ въ глаза? сестр Филиппа! Чего теб еще?

— Маленькое прозвище, данное Гэемъ капитану Морвиль, не есть еще достаточный аргументъ для того, чтобы называть Гэя негодяемъ, — колко замтилъ Чарльзъ, всегда готовый позлить своего кузена. Онъ не замтилъ, что вредитъ этимъ самымъ Гэю, потому что отецъ его, вспомнивъ сейчасъ же, какимъ прозвищемъ наградилъ и его молодой сэръ Морвиль, началъ укорять сына въ недостатк уваженія къ нему. Чарльзъ съ дтства не отличался особенной почтительностью къ своему родителю, и потому онъ отвтилъ ему теперь довольно рзко, сказавъ, что каждый на мст Гэя взбсился бы, видя, что его подозрваютъ въ какомъ-то преступленіи. — Его нельзя за это бранить, заключилъ больной, — надо имть деревянную голову, чтобы хладнокровно выносить оскорбленія.

Чарльзъ забылся совершенно и наговорилъ гораздо больше, чмъ нужно было. Словомъ, вмсто того, чтобы поправить дло, онъ его испортилъ.

— Вы ничего ему не объяснили, фактовъ никакихъ не представили, заперли ему двери своего дома, — заключилъ онъ въ волненіи: — неудивительно, если Гэй, не будучи негодяемъ, сдлается имъ теперь. Это хоть кого озлобитъ.

Часа два сряду длилась эта бурная сцена, и спорящіе не могли ни мъ чемъ убдить другъ друга. Наконецъ, мистера Эдмонстона отозвали по длу, и Чарльзъ, немедленно поднявшись съ кресла, объявилъ, что онъ сейчасъ же напишетъ Гэю, что у нихъ въ семь есть еще одинъ человкъ, умющій отличить черное отъ благо.

— Длай, какъ хочешь, — сказалъ Филиппъ.

— Благодарю за позволеніе, — гордо возразилъ Чарльзъ.

— Не за что, — замтилъ Филиппъ:- теб бы не мшало слушаться другихъ, а не меня.

— Я теб вотъ что скажу, — отца я всегда готовъ слушаться; но орудію капитана Морвиля кланяться не стану.

— Довольно мы наговорили сегодня колкостей, — спокойно сказалъ Филниггъ, и подалъ ему руку, чтобы отвести его наверхъ. Чарльзу этого до смерти не хотлось, но въ гостиной нослышались голоса неожиданно пріхавшихъ гостей, и ему нужно было поспшить убраться отъ нихъ.

— Есть люди, которые вчно являются тамъ, гд ихъ не нужно, — проворчалъ онъ сердито, и оперся на руку кузена.

— Сегодня съ тобой говорить нельзя, Чарльзъ, — сказалъ Филиппъ:- но длать нечего, для очищенія совсти, я вотъ что теб посовтую. Берегись, не разжигай любви между Эмми и Гэемъ.

— Самъ берегись ты своихъ словъ! крикнулъ больной, весь вспыхнувъ отъ негодованія, и бросился впередъ; нетерпливое движеніе, которое онъ сдлалъ, чтобы вырвать свою руку отъ Филиппа и опереться на костыль, измнило ему; костыль упалъ, онъ рукой хотлъ схватиться за перила, не усплъ и готовъ былъ грянуться внизъ по всей лстниц, если бы Филиппъ не стоялъ близко. Тотъ вытянулъ ногу, чтобы загородить Чарльза, самъ откинулся назадъ и принялъ всю тяжесть падающаго тла на свою грудь. Затмъ, поднявъ больнаго на руки какъ ребенка, онъ снесъ его въ уборную. На стукъ паденія брата Эмми прибжала изъ своей комнаты; отъ ужаса она не могла выговорить ни одного слова, и успокоилась не ране, какъ когда увидла брата на диван и убдилась, что онъ не ушибся. Чарльзъ и не подумалъ поблагодарить Филиппа за видимое свое спасеніе, а тотъ, уврившись, что дурныхъ послдствій отъ паденія нтъ, приписалъ всю эту выходку взрыву желчнаго характера больнаго, и ушелть къ себ.

— Калка! настоящій калка! твердилъ грустно Чарльзъ, оставшись глазъ на глазъ съ Эмми. — Могули я быть кому нибудь полезенъ, если я не смю погорячиться, заступаясь за сестру, безъ того, чтобы не рисковать сломать себ шею въ глазахъ надневнаго фата, который смлъ выразиться дерзко на ея счетъ!

— Тсъ! не говори ничего! быстро замтила Эмми, потому что въ эту самую минуту Филиппъ очутился подл нихъ: онъ принесь костыль, упавшій на лстниц. Поставивъ его на мсто, онъ вышелъ.

— Пусть слушаетъ! продолжалъ Чарльзъ. — Тяжело имть здоровую голову и больныя ноги! Будь я не калка, не то бы длалось въ дом. Ужъ я давно слеталъ бы въ С.-Мильдредъ, разузналъ бы всю исторію, и Филиппъ держалъ бы у меня языкъ за зубами. Я ему показалъ бы, что значитъ важничать въ чужой семь. Да, что тутъ толковать!… Диванъ этотъ — онъ стукнулъ по немъ кулакомъ — моя тюрьма, я несчастный калка, и на меня никто не обращаетъ вниманія!

— Полно, Чарли! Перестань, я слышать этого не могу. Вдь ты знаешь, что это неправда, — сказала Эмми.

— Какъ неправда? Я кричалъ дотого, что охрипъ, доказывая имъ всю ихъ несправедливость противъ Гэя; каждый благоразумный человкъ согласился бы съ моими доводами, а они на вершокъ не подались впередъ. Филиппъ просто съ ума свелъ нашего отца, передавая ему сплетни своей сестры. Я убжденъ, что все это она сама выдумала.

— Не можетъ быть. Она на это не способна! возразила Эмми.

— Какъ? и ты, значитъ, поврила ея росказнямъ? сказаль Чарльзъ:- вотъ меня что бситъ! Мало того, что Филиппъ заставляетъ отца плясать по своей дудк, нтъ, онъ и сестеръ-то у меня сбилъ совсмъ съ толку!