Наследник императора

Глупо. Прежде всего потому, что Траяну не нужен был Децебал в друзьях. Нужны были эти земли, соляные варницы, серебряные и золотые копи. С некоторых пор Траян полагал, что хороших союзников вообще не бывает, бывают лишь хорошие наместники. Но Лонгину император был в какой-то мере благодарен за его безумный поступок — хотел того легат или нет, но своей гибелью он призывал римские легионы на земли Децебала, призвал на голову царя духа мщения.

* * *

— Авл! — воскликнул незнакомый голос.

Человек, которого все в лагере называли Монтаном, обернулся.

Занятый подготовкой машины, он был в грязной тунике, весь в стружках и клее, в руках — здоровенный деревянный молоток — только что соединяли детали станины, посему все фабры упрели, и Монтан не меньше других.

— Ты же Авл Эмпроний! — повторил незнакомец, подходя. В речи его слышался сильный акцент, но на лимесе даже уроженцы Италии говорят на варварской латыни.

— Ты ошибся… — фабр сглотнул. — Спутал с кем-то. Я — Марк Монтан.

Он так часто повторял это имя, что и сам уверился: он — Марк Монтан, и никто другой.

— Может быть, — незнакомец криво усмехнулся. — Вполне возможно…

Фабр тем временем обернулся к остальным ремесленникам.

— Что встали? Тащите канаты. Живее! Эта машина нужна была императору еще вчера.

Выкрикивая команды, он вспомнил, где видел этого человека: римлянин-дезертир из дружины Бицилиса. Теперь вновь подстрижен, одет на римский манер. Как же его звали? Ветур? Что-то в этом духе… Да, Ветур. Это даки его так прозвали. Но у него наверняка было римское имя.

Фабр изо всей силы стиснул рукоять молотка, приготовился, развернулся на пятке и одновременно вскинул руки…

Но незваный гость исчез, будто ветром сдуло.

Ремесленники с удивлением уставились на Монтана.

— Это я так… — пробормотал Монтан и опустил молоток.

Откуда в лагере взялся этот Ветур?

Дакийский лазутчик — несомненно. Но что им осенью вынюхивать здесь: и так ясно — армия готовится к наступлению, хотя прежде следующей весны никуда не двинется — поздно идти в дакийские горы, зима на носу. Так что пусть вынюхивают — лишь бы не гадили. Сказать честно, сам Авл более всего переживал из-за этой задержки. Будь его воля — выступил бы немедленно. Сердце было не на месте: вдруг Бицилис решит перепрятать царские сокровища? Вдруг все, что найдет Авл в тайнике, когда римляне переломают Децебалу хребет, — это пустая пещера и бегущая по новому руслу река?

Не захочет ли Децебал извлечь припрятанное золото, чтобы расплатиться с новыми союзниками? Какой толк хоронить золото в горах, если в эти горы вот-вот пожалуют римляне? Все эти вопросы теснились сейчас в мозгу Монтана, но ответа на них не было.

Закрепиться среди римлян для Авла было делом многотрудным. В первый же день (или, вернее, вечер) Эмпроний догадался выпросить у писца в канцелярии чернил и пергамент — якобы для того, чтобы нарисовать дорогу в горах лично для императора. На пергаменте ничего он писать не стал — не рискуя доверять тайну сокровищ даже мертвой коже, а чернилами нарисовал на плече татуировку, продавливая перо глубоко в кожу, но не рискуя делать настоящую татуировку, — чтобы свежестью своей не выдала подлога. Вглядываться никто не будет — но коли задрать тунику, то знак отчетливо проступает на плече. Через день-два он не забывал возобновлять рисунок, так что чернила вскоре въелись в кожу.

Знак ему пришлось предъявить лишь однажды, какому-то жалкому новобранцу-писцу из канцелярии Седьмого Клавдиева легиона, где прежде служил настоящий Монтан. Траян приказал выплатить герою все жалованье за истекшие годы, но это была скромная награда по сравнению с той, которую предвкушал Монтан. Уже после окончания кампании он отыскал старика-гета, и тот сделал ему настоящую татуировку на плече, так, что и не отличишь, легионный это знак или подделка.

И вдруг какой-то римский дезертир отыскал его и назвал прежним опозоренным именем. Именем доносчика, который должен покоиться на дне моря, а не расхаживать по лагерю Траяна под видом фабра.

* * *

Авл почти не удивился, когда, войдя в палатку, увидел опять того же человека, что кликал его Авлом, и подле — еще одного, рыжеволосого, со светлыми дерзкими глазами. Этот второй был одет как германский симмахиарий — то есть в одних штанах из грубой ткани, с кожаным поясом, на котором висел солидный кинжал, в грубых сандалиях и голый по пояс. На германца он и в самом деле походил, и в толчее Траянова лагеря этого вполне было достаточно, чтобы на парня никто не обращал внимания.

Фабр сразу решил, что из этих двоих рыжий — главный, и еще понял, что в лагерь лазутчики отнюдь не вдвоем явились. Наверняка целый отряд.

— Ты не Монтан, — сказал рыжий. — Монтана я знаю в лицо. Вот, Ветур говорит, что ты Авл Эмпроний, один из людей Бицилиса. Ты построил онагр для Бицилиса вместе с настоящим Монтаном.