Наследник поручика гвардии

Чего стоит один только бассейн величайшей реки земного шара – Амазонки! Основную трудность в продвижении по нему представляли многочисленные притоки этой реки, кишащие кровожадными рыбами-пирайями. Но не меньшим препятствием была и невыносимая духота тропических лесов. Вы, конечно, помните, Андрей Петрович, как она изматывала нас, когда мы пробивались через джунгли к потухшему вулкану на острове Нукагива?

– Дышать было действительно нечем, – подтвердил тот. – Одни испарения от гниющих плодов и упавших деревьев.

– Как оказалось, это были только цветочки по сравнению с тем, что мы испытали в дебрях бассейна Амазонки. Однако при всем множестве открытий, сделанных экспедицией, я бы выделил одно из них. Мы обнаружили племя людей, живших в условиях абсолютной, я подчеркиваю – абсолютной, оторванности от остального человечества! Это какое же Эльдорадо для этнографов?! – Григорий Иванович отпил из фужера клюквенного морса.

– Выходит, что не зря по результатам этой экспедиции вас избрали действительным членом Петербургской академии наук? – недвусмысленно заметил Беллинсгаузен, всегда ревниво относившийся к представителям науки.

– Вы не совсем правы, Фаддей Фаддеевич, – мягко возразил Григорий Иванович. – Академиком я стал еще перед началом экспедиции.

Андрей Петрович удивленно глянул на него.

– Не удивляйтесь, дорогой друг. Дело в том, – пояснил Лангсдорф, – что, по мнению государя и его окружения, нужно было поднять значимость этой экспедиции в глазах мировой науки. А я в то время был только членом-корреспондентом Петербургской академии наук.

– Оказывается, не только флотским офицерам присваиваются чины по случаю, так сказать, – рассмеялся довольный Беллинсгаузен, глянув на смутившегося барона Врангеля.

– Ну и язва же вы, Фаддей Фаддеевич! – рассмеялся Андрей Петрович. – Не хотите ли вы этим сказать, что только вам чины даются исключительно по заслугам?

– Отчего же, Андрей Петрович? – ничуть не обиделся тот. – Вас, к примеру, я тоже отношу к этой же категории офицеров. И если я не ошибаюсь, то вы получали свои чины даже с некоторым опозданием, но зато все сразу, – в его глазах забегали веселые чертики.

– Вы не правы, Фаддей Фаддеевич! Я уже года два тому назад получил очередной воинский чин.

– И какой же, извольте полюбопытствовать? – живо отреагировал тот.

– Капитана гвардии в отставке.

Беллинсгаузен ошалело посмотрел на него, не в силах вымолвить ни слова, потрясенный этой новостью.

– И при каких же обстоятельствах, Андрей Петрович, это произошло? – осторожно спросил Григорий Иванович.

– Просто я решил подать прошение об отставке с воинской службы.

– И если не секрет, то почему?

– Какой уж там секрет, Григорий Иванович? Я так же, как и вы, решил целиком посвятить себя служению науке, а Ксения Александровна поддержала меня.

Та, смущенно улыбнувшись, кивнула в знак согласия, как бы отвечая на вопросительные взгляды мужчин, обращенные к ней.

– А чина коллежского советника мне вполне достаточно, – добавил он.

– Ох, уж эта наука! – чуть ли не простонал Беллинсгаузен.

– Не убивайтесь так, Фаддей Фаддеевич! – рассмеялся академик. – У каждого своя дорога в жизни. А дорога науки не такая уж и скверная, поверьте мне.

Контр-адмирал непримиримо посмотрел на него.

– Это все плоды вашего систематического совращения офицера гвардии, начиная с восхождения на Тенерифский пик на Канарских островах, господин ученый!

– Не отрицаю, Фаддей Фаддеевич. Но особо чувствительный удар нанес вам этот гвардейский офицер, определив признаки наличия земли значительных размеров в высоких южных широтах. Не так ли?

Тот откровенно рассмеялся.

– Признаюсь, это был удар ниже пояса! – Фаддей Фаддеевич оставался верен себе. – Но если быть до конца честным, то я не совсем уверен, что мы смогли бы открыть Южный материк без знания этих признаков. Они были для нас путеводной звездой в гибельных льдах за Южным полярным кругом, – он встал с бокалом в руке. – А посему я, контр-адмирал русского флота, прощаю уважаемому Андрею Петровичу ретираду с воинской службы! Это и есть мой очередной тост, господа!..

– Вот вы, Григорий Иванович, – обратился Андрей Петрович к академику Лангсдорфу, – поведали нам о непереносимой духоте тропических лесов. А ведь в это же самое время другой русский путешественник в сорокаградусный мороз со своими спутниками на собачьих упряжках преодолевал безлюдные снежные пространства побережья Ледовитого моря на самом северо-востоке Сибири. И тоже во славу науке. Я имею в виду уважаемого Фердинанда Петровича Врангеля.

Все разом повернулись к капитану 1-го ранга.

– Я, конечно, слышал об экспедиции возглавляемого вами Колымского отряда, Фердинанд Петрович, но хотелось бы узнать подробности о ней, так сказать, из первых рук, – обратился к нему Лангсдорф.

Врангель был явно смущен вниманием окружающих к своей персоне.

– Я, к сожалению, не обладаю даром рассказчика, коим обладаете вы, Григорий Иванович.

– Извините, Фердинанд Петрович, за мою настойчивость. Но вы могли бы сообщить нам хотя бы основные результаты вашей экспедиции?