Утром Купец сказал мне, чтобы я сам съел свое масло, - ответил Кузнец. – Он сегодня отказался от моего масла.
Купец – Купцов Владимир, которого за доброту называли Купа, был из старших, а Мишка Кузнецов был его сотрудником и масло свое должен был отдавать только Купцу, поскольку был закреплен за ним, за Купцом, как сотрудник, то бишь, верный слуга и плательщик пищевого оброка. Если Купец отказывался от масла, как было сегодня утром, никто из кочетов не имел права отобрать масло у Мишки Кузнецова, так как это масло считалось собственностью Купца, как и сам Мишка. В случае, если кто-то из кочетов посмеет отобрать Мишкино масло, этот кочет будет иметь дело с самим Купцом, поскольку, посягая на Мишку и его масло, он посягает на честь самого Купца. А Купец, крепкий, спортивного сложения парень, жестоко расправлялся со своими противниками.
А мне отдать масло некому, - сказал Альберт. – Боцман вчера залетел за решетку. Менты его повязали вечером на каком-то складе. Не удалось ему грабануть этот склад. Сегодня утром я слышал, что о нем говорили в спальне у кочетов.
Альберт был сотрудником Боцмана, такого же крепкого и ловкого парня, как Купец. Сегодня масло досталось самому Альберту, и никто не имел права отобрать у него масло. Все в детдоме знали Боцмана как профессионального вора, совершившего десятки краж за время пребывания в детдоме. Боцман имел комплекцию вышибалы, поэтому никто из кочетов не посмел отобрать масло у Альберта.
Не расстраивайся, Галич, - сказал Мишка.
Я дам тебе половину своего масла.
И я поделюсь.
Альберт отделил половину масла от своего куска, и намазал на кусок хлеба Карату.
Тебе хорошо, Кузнец, - Галич досадно вздохнул. - У тебя Купец не всегда забирает масло и котлеты. Жалеет он тебя, видимо. А нам с Каратом не везет. Мы котлеты уже полгода не ели, все время отбирают эти прожорливые кочеты.
Когда-нибудь придет и наше время, - улыбнулся Карат, представив себя взрослым. – Когда я буду кочетом, у меня тоже будет сотрудник. И я каждый день буду давать ему крепких пинков.
Кузнец согласился со своим другом и тоже высказался:
А я у своего шкета стану отбирать всю вкусную жратву. Буду есть по две пайки.
Альберт откусил кусок хлеба, масло на котором было почти незаметно, отпил глоток чаю.
А у меня сотрудника не будет, - сказал он. - Наверное, я буду жалеть шкетов. Они же ни в чем не виноваты.
Чего их жалеть? – возразил Галич, склонив свою маленькую русую голову. – Нас кочеты не жалеют, и мы не будем жалеть.
Мишка Кузнецов доел кашу, отпил чаю, слушая их.
Кочеты нас не жалеют потому, - сказал он, - что они сами, когда-то были шкетами, отдавали жратву тем кочетам, которые давно уже ушли из детдома.
Заметив, что они болтают, к столику подошла молодая воспитательница, худая как сушеная вобла.
За столом не разговаривать, - сказала она.
Завтракайте побыстрее, пора собираться в школу.
Позавтракав, они вышли из столовой, направились в женский корпус, где на втором этаже в специальной комнате переодевались в школьную форму - шерстяной костюмчик не первой свежести, белую рубашку и ботинки. Переодевшись под надзором той же воспитательницы, они взяли портфели и отправились в школу, которая находилась в трехстах метрах от детдома. Они шли без сопровождения воспитателей.
На пешеходной дорожке были лужи, в них отражалось весеннее солнце. Альберт старательно обходил лужи, боясь замочить ботинки, а его дружок Галич шлепал прямо по лужам и радовался этому. Альберт неравнодушно сказал ему:
И охота тебе слушать, как рычит Кобра.
Почему она должна рычать на меня? – спросил Галич.
Ты же придешь в детдом с мокрыми ботинками. Она заметит это. И поймаешь ты от Кобры звонкую оплеуху.
Улыбнувшись, Галич махнул рукой.
Пока сижу на уроках, высохнут.
Перед входом в школу Альберт встретил родительского парня, который два дня назад обозвал его обезьяной. Родительскими - детдомовцы называли тех ребят, которые имели родителей и жили в этом городе. Учились и детдомовцы, и родительские в одной школе. Этот родительский паренек был сверстником Альберта, учился с ним в одном классе. Альберт загородил ему дорогу. Зло спросил:
Ты почему дразнишься, сопляк?
Ты сам дразнишься на уроках, - ответил родительский.
Это я то дразнюсь? – вспылил Альберт. – На, получи!
И он ударил родительского парня в грудь.
Все мальчишки в классе побаивались Альберта, считали его самым смелым и сильным. Но Альберт был не сильнее остальных. Он был беспредельно храбр, и храбростью своей наводил страх на сверстников.
Получив вдобавок по затылку, родительский паренек забежал в школу. Стоявший рядом Галич огорченно сказал:
Надо было ему в «пятак» врезать! Меня тоже он все время называет обезьяной.
В следующий раз получит в «пятак».
И Альберт подобрал с земли портфель. Направились с Галичем в класс. В классе, как всегда, было шумно. Тридцать мальчишек и девчонок беспечно кричали и запускали бумажные самолетики. На доске была нарисована кривая рожица.