Наследник приходит, чтобы восстать

— Я ненавижу тебя за то, что ты солгал мне, — призналась она.

— Ты сможешь простить меня?

— Я не знаю.

Это была правда, и она отказалась встретиться с ним взглядом. Вместо этого она отвлеклась на складки платья, разложенного на кровати.

Он снова подошел ближе, и краем глаза она заметила, как его рука потянулась к ее лицу.

Фэйт отступила на шаг.

— Не надо, — предупредила она.

Боль промелькнула на его лице. Затем это исчезло, и он выпрямился.

— Мы больше не сможем притворяться — не здесь. — Ее сердце разбилось. Она не могла скрыть своей печали, когда посмотрела ему в глаза. — Ты наследный принц и однажды станешь королем Хай-Фэрроу. Может быть, не при моей жизни. Мы были обречены с самого начала, Ник. — Она моргнула, чтобы избавиться от жжения в глазах. Дело было не только в том, кем он был; всегда существовал факт того, кем он был, что Фэйт так старалась забыть. Но никто не мог обогнать время. Она состарится и умрет, в то время как его бессмертие сохранит его молодым и процветающим.

Ей так сильно хотелось убрать отчаяние в его глазах из-за жестокой реальности, с которой они оба до сих пор избегали сталкиваться.

— Когда ты сказала, что страж фейри, к которому ты испытывала чувства, никогда не был настоящим… ты правда это имела в виду? — спросил он не более чем шепотом.

— Да.

Он слегка поморщился.

— И нет. — Она выдержала его напряженный взгляд. — То, что было между нами, было настоящим. Но я понятия не имею, кто ты на самом деле, Никалиас.

Он понимающе склонил голову.

— Ты дашь мне шанс — выяснить? Только настоящий я, больше никаких секретов?

Затем она улыбнулась — теплой, искренней улыбкой.

— Я бы хотела.

Его плечи расслабились от облегчения.

— Я всегда буду заботиться о тебе, Фэйт.

Это было все, в чем она нуждалась. Хотя это была пытка — быть с ним рядом и не находить утешения в его прикосновениях, она сможет двигаться дальше, зная, что в нем у нее есть настоящий друг на всю жизнь. Нельзя было отрицать связь между ними.

— Я тоже всегда буду заботиться о тебе, Ник.

Они вышли на балкон и сидели, болтая, в мягких креслах. Она с благоговением слушала, как он страстно рассказывал о своей жизни принца Хай-Фэрроу. Это было освобождением — наконец-то узнать больше о мужчине-фейри, в компании которого она провела месяцы — о том, кто спас ее от самой себя, а затем от своего отца. Несмотря ни на что, она всегда будет в большом долгу перед ним за то, чем он рисковал, — особенно теперь, когда она обнаружила, как трудно, должно быть, было принцу бродить инкогнито по городу.

— Таурия кажется интересной женщиной, — прокомментировала Фэйт, когда Ник упомянул подопечную.

Он фыркнул от смеха.

— Вы двое можете посеять хаос в этом замке.

Фэй широко улыбнулась, и впервые за то, что казалось целой жизнью, она почувствовала неподдельное счастье. Ее друзья были в безопасности, она была жива, и ее способности стали ее спасением, а не гибелью перед лицом короля. Ее секреты были раскрыты и больше не могли уничтожить ее. Она презирала причину, по которой оказалась в замке, но она была именно там, где ей нужно было быть — найти руины храма и освободить свою душу, которая все еще была привязана к вечному лесу. Что бы еще она ни узнала о себе от Духа Ауриалис, она будет готова к этому.

— Я знала, что твой путь приведет тебя в королевский дом. Вот и все.

Легкая улыбка тронула ее губы в благоговении и неверии. Знала ли Марлоу раньше, как именно она здесь оказалась, Фэйт не могла быть уверена. Она полагала, что это не имеет значения.

Она повернула голову, чтобы посмотреть на сверкающий город. Если бы ей пришлось сейчас назвать это домом, она могла бы, по крайней мере, извлечь из этого максимум пользы.

С озорной улыбкой она сказала:

— Я не могу этого дождаться.

ЭПИЛОГ

Рубен

Слабый прерывистый скрежет бегущих грызунов был единственным звуком в течение некоторого времени. И все же Рубен молча сидел в тесноте своей маленькой деревянной камеры, даже не смея дышать слишком громко. Каждый раз, когда крыса визжала или царапала когтями землю, нарушение оглушительной тишины приводило его сердце в бешенство.

Он знал, что они пришвартовались из-за громкого шума выходящих членов экипажа некоторое время назад и того факта, что его больше не подташнивало от раскачиваний диких, бьющихся волн. Он испытал облегчение оттого, что сумел сдержать рвоту, которая слишком много раз поднималась в его желудке во время их путешествия через море. Он не мог точно сказать, сколько дней прошло с тех пор, как они покинули Хай-Фэрроу, или сколько часов прошло с тех пор, как они наконец достигли места назначения Лейкеларии.

Все его тело болело на первом отрезке изнурительного путешествия, и он пытался привычно менять позу, насколько это было возможно в болезненных пределах ящика. Теперь он полностью онемел и беспокоился о функциональности своих конечностей.