Наследник волхва

— А звали его случайно не Леонид? — осторожно спросил капитан Трутнев.

— Кажется, Леонид, — кивнул Георгий. — Я-то его именем не интересовался, мне с ним детей не крестить. И на брудершафт я c ним пить не собирался. Это Колян спросил. Сказал, что неприлично к человеку обращаться «эй, ты», когда идет такая задушевная беседа. Ну, он и представился. А Колян говорит, что было бы неплохо еще выпить, чтобы дружбу скрепить. К тому времени мы уже и мою бутылку, и ту, что этот мужик принес, допили. А душа еще просила. Ну, мужик и говорит Коляну: «А ты сходи купи». И денег ему дает. А Колян отвечает что, мол, купить он купит, а вот донести, может быть, и не сумеет по слабости здоровья. Дескать, ноги у него и руки дрожат от какой-то болезни, а проявляется она, когда он выпьет. А мужик ему отвечает: «А ты возьми с собой вот его», и на меня показывает. Ну, я сразу сообразил, что он хочет наедине с Егором остаться. Для того и пришел. Помню, даже сказал ему: «Ты хвостом не крути. Надо с Егором потолковать — так и скажи, а тень на плетень наводить да за бутылкой меня посылать нечего. Я тебе не мальчишка чтобы за водкой бегать». Ну, или что-то в этом роде. Сейчас скажу точно…

Георгий задумался, вспоминая. Но капитан Трутнев остановил его мыслительный процесс, сказав:

— Не надо, Георгий. Потом вспомнишь, это не важно. Говори, чем дело кончилось.

— А кончилось все тем, что я все-таки пошел с Коляном в магазин, — грустно вздохнув, ответил Георгий. — Уговорили они меня. Уж не помню как. Купили мы еще три бутылки, на все деньги, что дал мужик, и пошли обратно. Только у меня уже настроение пропало пить из-за этого мужика. Так я Коляну и сказал. А он ответил, что, мол, я дурак, и ничего не понимаю в хороших людях. Я возразил Коляну в том духе, что он сам дурак, и это он ничего не понимает в жизни. Так, слово за слово, мы и сцепились. Начали друг друга за грудки трясти. А Колян мне случайно в глаз и засветил. Я, конечно, обиделся. Говорю, что если так, то пусть он сам эти бутылки несет и пьет с тем мужиком, если ему совесть позволяет, а я ему не друг, и знать его не хочу. И ушел. Колян мне долго что-то вслед кричал, а потом взял бутылки в охапку и пошел в сторону дома Егора. Не знаю, донес или нет по причине своей болезни, но, пока я мог видеть, он ни одной бутылки не уронил и сам ни разу не упал.

Георгий облегченно вздохнул и сказал:

— Вот и вся история, Илья Семенович. Словно исповедовался я вам. И на душе сразу полегчало.

— Так, все-таки, о школе говорили? — спросил капитан Трутнев. — Постарайся припомнить.

Георгий задумался.

— Вертятся в памяти обрывки фраз, — сказал он неуверенно. — Кажется, мужик говорил, что в этой школе, когда ее достроят, детей будут отучать от православной веры. Потому что строит ее жрец языческого бога, а зачем ему это, если не для того, чтобы приучать детей с малолетства к язычеству. И что, мол, священный долг каждой христианской души… — Георгий вздохнул. — А вот в чем он заключается, этот долг, я уже и не скажу. Фраза такая заковыристая, без ста грамм и не выговоришь. Вы уж простите, Илья Семенович, но что помню — то и рассказал. А что не помню — о том врать не буду.

— Ладно, Георгий, не буду тебя мучить, — сказал капитан Трутнев. — Ты и без того рассказал достаточно. Протокол подпишешь? Не пойдешь на попятный?

— Подпишу, Илья Семенович, — сказал Георгий. — Мне бояться нечего. Напраслины не возвожу, за каждое свое слово готов ответить головой. Правда, не знаю, подтвердят ли мои слова Егор с Коляном. Вот за них ручаться не могу.

— А вот это моя забота, — успокоил его капитан Трутнев. — Ты за это не переживай, Георгий.

И полицейский начал писать протокол.

Глава 55. Рапорт на увольнение

Когда Георгий ушел, участковый вложил подписанный им протокол в серую папку и задумался. Мысли его, судя по хмурому лицу, были невеселыми, а порой даже тяжкими. Наконец он на что-то решился. Положил перед собой чистый лист бумаги и ровным крупным почерком написал на нем: «Начальнику районного отделения полиции майору Ивлеву С.П.».

А затем заглавными буквами вывел: «Рапорт на увольнение».

Написав несколько предложений, участковый размашисто подписался, поставил дату и вложил бумагу в серую папку. Затем положил папку в большой портфель из темно-коричневой потертой кожи, взял его подмышку и вышел из кабинета. Движения капитана Трутнева были скупыми и сосредоточенными, а глаза отстраненными, словно его вела какая-то мысль, за которой он следовал, во всем ей доверившись, уже не затрудняя себя другими мыслями и даже гоня их прочь. Он сел в свой автомобиль и, прежде чем тронуться, взглянул на стрелку бензобака.

— До районного центра должно хватить, а там заправлюсь, — сказал вслух капитан Трутнев, словно успокаивая самого себя. И его верный «козлик» запылил по дороге, ровно постукивая двигателем, как будто пытался уверить своего хозяина, что он его не подведет.