Она шла по улице, волоча за собой останки чемодана, и плакала. Нападение гусей было последней каплей, переполнившей чашу ее страданий и терпения. С тех пор, как Ирина приехала в Кулички, ее словно преследовал злой рок. Никогда еще она не чувствовала себя настолько униженной и оскорбленной. Кулички стали местом ее позора, как Ватерлоо — для Наполеона.
Слезы текли по лицу Ирины, оставляя на нем потеки косметики и превращая ее в безутешного Пьеро. Если бы ее сейчас увидела бабка Матрена, то, возможно, даже пожалела бы. Но сама Ирина думала о старухе с ненавистью. Впрочем, как и обо всех жителях Куличков.
— Ничего, мы еще сочтемся, — шептала она, кусая губы и обращаясь неизвестно к кому. — Настанет и на моей улице праздник. И тогда берегитесь! Пощады не будет никому. Я сотру Кулички с лица земли. И вытравлю память о Куличках из памяти людской. Никто даже не вспомнит о Куличках. Эта страница будет вырвана из книги истории человечества и сожжена, а пепел развеян по ветру…
Ирина явно преувеличивала свои возможности, как и значимость самих Куличков. Но никто не мешал ей фантазировать и рисовать в своем воображении картины, в сравнении с которыми египетские казни показались бы детской забавой. И она выдумывала все новые и новые наказания для Куличков, находя в этом почти чувственное наслаждение. Постепенно Ирина так увлеклась, что даже забыла о собственных бедах. И о том, что этой ночью ей негде будет преклонить голову, если она не найдет себе пристанища до заката солнца. Вскоре Ирина почувствовала прилив сил, будто ненависть питала ее так же, как древнегреческого великана Антея — земля. Она не привыкла долго унывать. И не дойдя еще до конца Овражной улицы, Ирина уже снова была готова к схватке с судьбой.
На Центральной площади Куличков в это утро все было как обычно. Даже юный звонарь стоял и ковырялся в носу на паперти перед храмом, на что и рассчитывала Ирина. Наскоро стерев с лица грязные потеки, она подошла к Владимиру и весело приветствовала его. Он не ответил, с удивлением разглядывая ее. Ирина и сама понимала, что представляет собой весьма странное, если не сказать комическое зрелище, а потому поторопилась отвлечь внимание юноши от своего лица и своего платья, почти одинаково измазанных грязью.
— Послушай, Володимер, — обратилась она к юноше по обыкновению шутливо. — Ты не мог бы подсказать мне, где я могу остановиться на постой на несколько дней в ваших благословенных Куличках?
— Боюсь, что нигде, — покачал головой тот. — После того, как бабка Матрена прогнала тебя из своего дома, уже никто не захочет связываться с тобой.
— И откуда же это стало известно? — не смогла скрыть своего изумления Ирина. — Признавайся, отрок!
— В Куличках слухи разносит ветер, — глубокомысленно заметил Владимир.
— Знаю я этот ветер, — фыркнула Ирина. — Сам же, небось, и разболтал, подслушав вчера разговор бабки Матрены с отцом Климентом.
Владимир ничего не ответил, но покраснел, этим косвенно признав, что догадка Ирины верна.
— Так что же мне, на улице жить? — возмущенно спросила Ирина. — Что за проклятое место!
— Возвращайся в город, — невозмутимо посоветовал Владимир. — Кулички не для всех. Чтобы здесь жить, надо иметь особую закалку. И особый взгляд на жизнь.
— Ты еще поучи меня жить, — презрительно усмехнулась Ирина. — Нос не дорос, а про мозг я и вовсе молчу. Кстати, хочешь, я расскажу стихотворение, которое написала про тебя на досуге?
В полусонном взгляде юного звонаря появился интерес.
— Про меня стихи еще никто не сочинял, — сказал он. — И как это тебе в голову пришло?
Не отвечая на этот каверзный вопрос, Ирина, приняв серьезный вид и встав в картинную позу, громко продекламировала:
— Целый день, целый день
На боку лежит тюлень.
Без работы скукотень,
Но работать ему лень.
Закончив, она с плохо скрытым злорадством спросила:
— Ну, как? Понравилось?
Лицо Владимира выражало удивление.
— Какой же я тюлень? — спросил он, пожимая плечами. — Вот уж неправда! По знаку зодиака я рак.
Ирина поняла, что на этот раз ее парфянская стрела пропала даром. В этом случае она была бессильна состязаться с природой, наградившей юного звонаря глупостью, щедро компенсировавшей отсутствие чувства юмора. Ничего не говоря, и уже не обращая внимания на юношу, она села на свой чемодан. И задумалась над советом юного звонаря, который сначала показался ей абсурдным.