Наследник волхва

Но оставался хозяин Усадьбы волхва, жрец языческого бога Велеса. И успокаиваться было рано. Подумав об этом, Иннокентий Павлович ускорил шаги. Увидев Карину, он распорядился:

— Сегодня же организуй мне встречу с языческим жрецом. Будем ковать железо, пока они здесь не опомнились. Быстрота и натиск! Кто овладел этими воинскими искусствами, тот никогда не потерпит поражения. Кстати, ты читала книгу «Наука побеждать» великого русского полководца Суворова?

— Нет, — призналась Карина.

— И зря, — самодовольно усмехнулся Иннокентий Павлович. — А я читал. И усвоил эту науку. Поэтому я обречен на победу. Вот так-то!

Внезапно за его спиной раздался испуганный крик Ирины. Иннокентий Павлович резко обернулся и увидел, что она показывает рукой на ворону, которая сидела неподалеку на груде металла, бывшей когда-то вертолетом, и словно с любопытством наблюдала за людьми.

— Чего ты испугалась? — насмешливо спросил он. — Ведь это не привидение, а обыкновенная ворона.

— Ты ничего не знаешь, — взволнованно сказала Ирина. — Говорят, что эти обыкновенные, как ты их называешь, вороны выклевали глаза одному из местных жителей. — И для большей убедительности она присочинила: — Мне кажется, я узнала эту ворону! Она едва не набросилась на меня, когда я стояла возле Усадьбы волхва. Я запомнила ее по белому пятну на шее.

И она потребовала:

— Прогони ее!

— Как скажешь, милая, — произнес Иннокентий Павлович.

С его лица сошла улыбка, и оно стало жестким и грубым. Он расстегнул костюм и достал из висевшей под ним наплечной кобуры пистолет. Прицелился и дважды выстрелил.

В первый раз он промахнулся, и ворона успела взлететь, но ее поразила следующая пуля. Голову вороны разнесло в клочья, а саму ее подбросило в воздух, словно она совершила кульбит. По инерции пролетев еще немного, птица шмякнулась на землю, оросив ее кровью.

— Да вы снайпер, Иннокентий Павлович! — восхищенно воскликнула Эльвира и захлопала в ладоши.

— Спасибо, милый, — сказала Ирина, целуя его. — Ты мой рыцарь без страха и упрека!

Но Иннокентий Павлович, пряча пистолет обратно в кобуру, недовольно поморщился.

— Только со второй пули. Вот что значит давно не стрелять! Рука уже не та.

Он повернулся к Карине, у которой единственной из женщин был хмурый вид, и спросил, как ни в чем не бывало:

— Так о чем мы говорили, когда нас прервали?

Но Карина не успела ответить. На площадь, натужно ревя моторами, начали выезжать покрытые пылью автомобили, к которым были прицеплены трейлеры. И в каждом находились люди. Они выглядывали из окон, что-то неразборчиво выкрикивая и оживленно жестикулируя. Когда машины остановились, они, как горох из стручка, высыпали на площадь. И началась суета, крики, неразбериха, обычные для толпы, в которой невозможно разобрать отдельные голоса или выделить отдельного человека.

После людей из трейлеров начали выпрыгивать овцы, неизвестно как там поместившиеся. Они испуганно жались друг к другу и жалобно блеяли, увеличивая шум…

Услышав гул, напоминавший грозовые раскаты, из храма вышел Владимир. То, что он увидел, привело юношу в крайнее изумление. Он застыл, как жена Лота, приоткрыв рот. Впервые в своей жизни юный звонарь видел людей, которые выглядели так необычно и разговаривали на непонятном для него языке. И их было много. Очень много.

Глава 42. Ожъ

Третье дерево оказалось не таким неприступным, и Семе удалось забраться на него, ухватившись за одну из нижних веток. Сердце в его груди отчаянно билось, а руки дрожали. Он не сразу поверил, что теперь ему ничто не угрожает.

На дереве Сема просидел, обхватив ствол руками, очень долго. Сколько, он не знал, поскольку часов у него не было, а определить время по солнцу мальчик не мог, потому что того не было видно за кронами деревьев, простирающихся над его головой непроницаемым зеленым куполом. Когда все тело Семы от неподвижности и неудобной позы онемело, а руки затекли, так что уже не могли держаться за ствол, он начал потихоньку спускаться. Волчьего воя давно уже не было слышно, а сам волк так и не появился, возможно, испугавшись костра.

Пламя уже погасло, но угли еще тлели, и Сема, набросав новых веток, вскоре опять разжег костер. Пока он сидел на дереве, то снова вспомнил о страхе зверей перед огнем.

Теперь, когда смертельная опасность была позади, и можно было продолжать путь, Сема понял, что не знает, куда он зашел. Накануне вечером он бежал, не разбирая куда, а когда стемнело, подсвечивал себе фонариком. И, конечно же, не запоминал дорогу. Да это было и невозможно. Сема понял, что заблудился.