Наследник волхва

— Так говорят, но я точно не знаю, — ответила Карина не дрогнувшим голосом. Но ее глаза потемнели, словно от затаенной боли. — Уж он-то точно ни в чем не виноват. Михайло не от мира сего, его не интересуют ни интриги, ни чужие дела.

— А я его ни в чем и не виню, — усмехнулась Ирина. — Наоборот, наши встречи оставили у меня самые приятные воспоминания. Особенно на Зачатьевском озере. Если вы понимаете, о чем я говорю.

— Не понимаю, — сухо сказала Карина. — Извините, но у меня нет времени на праздные разговоры. Мне надо продумывать детали нашей кампании, если вы понимаете, о чем я говорю. Иннокентий Павлович скоро вернется и спросит с меня.

Произнеся это, она отошла. Ирина зло посмотрела ей вслед. Теперь уже не надо было улыбаться, и она могла дать волю своим настоящим чувствам. После недолгого разговора с Кариной она окончательно убедилась, что та ей не нравится. Был в этой молодой женщине какой-то нравственный стержень, который невольно заставлял относиться к ней с уважением. Кажется, это называлось женская гордость, Ирина точно не знала. Сама она не обладала подобным качеством, и искренне ненавидела всех представительниц своего пола, которые его имели. Таких женщин уважали даже мужчины и считались с ними. Ирине этого не хватало. Она всегда была готова пойти на компромисс, и даже больше, лишь бы получить то, что желала.

— Зато я моложе, — усмехнулась она. И с презрением посмотрела на Эльвиру, которая в ее глазах выглядела не лучше облезлой кошки. — И к черту вашу женскую гордость, если это приводит к такому результату!

Глава 41. Первая жертва

Иннокентий Павлович подошел к юному звонарю, который так и не сошел со своего места, с любопытством наблюдая за вновь прибывшими в Кулички людьми. Все чувства, которые юноша при этом испытывал, находили отражение на его лице. Опытный физиономист, Иннокентий Павлович без труда прочитал их. И поморщился. Юноша испытывал тревогу и неприязнь по отношению ко всем, кто приехал на больших черных автомобилях, не зная, что от них ожидать. Но больше всех ему не нравился сам Иннокентий Павлович, который изначально грубо окликнул его.

Иннокентию Павловичу это было безразлично, но он любил заводить врагов себе сам, когда этого нельзя было избежать, и осознанно, а не случайно, как на этот раз. И он решил исправить ситуацию.

— Я вижу, ты толковый парень, — сказал он, дружески похлопав юношу по плечу. — Мне такие будут нужны в Куличках. Пойдешь ко мне на работу?

Владимир отрицательно покачал головой.

— Вынужден отказать, так как уже имею занятие по душе своей, — произнес он, интонациями голоса невольно подражая отцу Клименту. — Звонарь я в церкви святых мучеников Феодора Варяга и сына его Иоанна, почитаемых Русской Православной Церковью в сонме святых первыми мучениками за святую православную веру в Русской земле.

— То есть в этой церквушке? — пренебрежительно спросил Иннокентий Павлович, кивая на храм.

— Истинно так, — с достоинством кивнул Владимир.

Иннокентий Павлович хмыкнул, но ничего не сказал. Он счел, что потратил достаточно времени и сил на то, чтобы юноша не относился к нему враждебно. И перешел к тому, что ему на самом деле было важно.

— Тогда скажи, могу ли я видеть настоятеля, отца Климента?

— Батюшка отдыхает после утренней службы, — почти благоговейно произнес Владимир. — Его нельзя беспокоить.

— Еще как можно, — усмехнулся Иннокентий Павлович. Он достал туго набитый портмоне и извлек из него две хрустящие красные купюры. — Беги к отцу Клименту и скажи, что у меня к нему очень важное и срочное дело. А потом отсыпь мне на эту сумму свечей, да поставь их возле тех икон, которые тебе самому больше глянутся. Если не хватит, я еще добавлю. По рукам?

Владимир, до крайности изумленный, молча кивнул.

— Тогда давай свою руку, — сказал Иннокентий Павлович.

Но когда Владимир машинально протянул руку, думая, что незнакомец хочет ее пожать, Иннокентий Павлович вложил в нее купюры и подтолкнул юношу в спину.

— Поторопись, — сказал он почти грубо. Юноша уже надоел ему своей инфантильностью. Общение с ним утомляло Иннокентия Павловича. — Помнишь, что время — деньги? Или в вашем захолустье о таком и слыхом не слыхивали?

Ничего не ответив, Владимир ушел. А Иннокентий Павлович вошел в храм. И сразу будто оказался в другом мире. Внутри было тихо и сумрачно. Мерцали лампадки, скупо освещая строгие лики на темных иконах. Под их взглядами Иннокентий Павлович почувствовал себя неуютно. Если бы он не нуждался в отце Клименте, то ни на одно мгновение не задержался бы здесь. Это был не его мир, чужой для него. Здесь все было зыбко и мрачно, а он предпочитал твердую почву под ногами и яркий свет. И он всегда боялся мыслей о неизбежности смерти, избегал их. А в храме они являлись, как непрошенные, надоедливые гости, и от них невозможно было избавиться.

— Разве только постом и молитвой, — через силу усмехнулся Иннокентий Павлович, чтобы подбодрить себя. — Но это слишком радикальные меры.