Руслану Валерьевичу стоило неимоверных усилий оставаться спокойным.
– Что с того? – как можно беззаботнее спросил он. Расправив повестку, он начал делать из нее самолетик. – Днем раньше, днем позже, все равно зарегистрируют.
– Если это произойдет, то собственниками будете уже не вы с супругой.
– Да что вам надо? – спросил Сацивин, теряя терпение. – Похвастаться пришли?
Вместо ответа Павлов вытащил из внутреннего кармана пиджака визитку и положил ее на стол перед собеседником.
– У вас есть вещи, которые принадлежали Андрею Васильевичу, – сказал он. – Это относится к движимому имуществу. Чтобы было понятнее, речь идет о рукописях и картинах, которые собирал Протасов. В завещании, которое вы подсунули на подпись вашему соучастнику Роговому, об этом нет ни слова. Но это не значит, что раритетные ценности не существуют. Помните крылатую фразу про суслика, которого никто не видел, а он есть?
Цепкий взгляд адвоката тут же отметил, как вздрогнул Сацивин, поджав губы. Толстяк откинулся на спинку вращающегося кресла и процедил:
– Из того, что вы сказали, я не понял ровным счетом ничего. Что еще за Роговой? Какие рукописи? Картины еще выдумали и суслика приплели!
Артем снисходительно улыбнулся, словно вел беседу с несмышленым ребенком, которого застал со спичками.
– Бросьте, Руслан Валерьевич. Я все равно не дам вам реализовать все это. Поверьте, лучше вернуть коллекцию Протасова его законным наследникам сейчас, не доводя ситуацию до крайности.
– О каких крайностях вы говорите? – прищурился Сацивин.
– О мерах воздействия со стороны следствия. И вы напрасно складываете из повестки самолетик, он у вас уже точно никуда не полетит.
Руслан перестал улыбаться, щелчком ногтя сбив скомканную повестку со стола, его мясистые щеки побагровели от злости.
– Даже если у меня есть эти картины, откуда вам известно, что Протасов их мне не подарил? – тихо спросил он, сверля Артема взглядом, преисполненным нескрываемой ненавистью. – Это мои рукописи и картины, адвокат. Я лишь, как добрый самаритянин, изредка одалживал их старому капризному маразматику, чтобы тот мог получить эстетическое удовольствие на склоне своих лет! А насчет следствия… ха, думали, напугали меня полицией?! Да вы даже не представляете, сколько раз я был на допросах и подписывал эти глупые протоколы! Зубы свои об меня обломаете, вот что я вам скажу!
Лицо Павлова оставалось абсолютно безмятежным. Он неторопливо извлек из своей неизменной папки пару листов бумаги с отпечатанным текстом.
– Почему же не представляю, – сказал он, протягивая их Сацивину. – Я даже готов помочь и освежить вам память, напомнив, какой богатый у вас послужной список. Ознакомьтесь, это сведения, в каких махинациях вы были замешаны при наследственных спорах.
Резким движением Сацивин вырвал листы из рук адвоката и, с трудом уняв раздражение, принялся читать.
– Такой криминальный опыт как-то не очень-то стыкуется с занимаемой вами должностью, – заметил Артем. – Собственно, то же самое касается вашей супруги, общественная жизнь которой пестрит многочисленными скандалами. Ничего личного, просто факты.
– Вы собирали информацию за нашими спинами! – начал заводиться Сацивин. – Вы, знаменитый юрист, вынюхиваете и копаетесь в грязном белье!
– Своего оппонента нужно хорошо знать, – невозмутимо сказал Павлов. – Разве не так? Я не случайно сделал акцент на вашей должности. Ведь это так удобно – прикрываться благими вывесками и громогласными заявлениями о помощи старикам и ветеранам! А под шумок обирать их до нитки. Но здесь вы просчитались, жадность никогда не доводила до добра.
Сацивин медленно поднялся из-за стола, его рыхлое лицо тряслось, как тающее желе. Обвислые щеки из красных стали темно-лиловыми, как свекла.
– Мы оба прекрасно понимаем, о чем идет речь, просто вы не ожидали, что ваши аферы вскроются, верно? – спросил адвокат. – А сейчас вы так напуганы, что вам не хватает смелости признаться в очевидном.
– Вы не имеете права вот так врываться и огульно обвинять… – выдавил Сацивин, тряся головой. – Все ваши домыслы беспочвенны! Я никому не позволю оскорблять и унижать меня! Если понадобится, я найду самых лучших юристов, которые уделают вас, как студента юрфака! Вы еще не знаете, с кем связались!
Павлов тоже встал, прихватив папку.
– Все мои контакты указаны в визитке. Советую не затягивать, Руслан Валерьевич.
И он решительно вышел из кабинета.
Букет перед отъездом
Генрих нагрянул неожиданно, когда Есения прихорашивалась перед зеркалом.
– Любишь ты делать сюрпризы, – сказала она, обнимая брата. – Тебе повезло, потому что через двадцать минут я лечу в аэропорт. Россия-матушка ждет свою блудную дочь… Поеду, развеюсь.
– Хочешь развеяться – подожди, когда умрешь – и тебя кремируют, – мрачно пошутил Генрих.
Есения фыркнула:
– Не сглазь.
– Это тебе, родная, – сипло сказал он, вручая сестре громадный букет ослепительно белых роз. – Я как чувствовал, что успею тебя повидать. Ехал мимо, вспомнил, что ты тут квартирку снимаешь…
Есения поднесла букет к лицу и, прикрыв веки, с наслаждением вдохнула нежный аромат.