Наследники

Потом он долго стоял на верхней ступени и заворожено, приоткрыв рот, наблюдал за тем, как под Менком собирается кровавая лужа, маслянисто блестящая в отсветах огня.

Ромула, похоже, он даже не замечал, пока император не приказал спускаться, потому что у него уже заканчивались остатки терпения.

А потом оказалось, что этого покушенца даже пугать особо не надо было. Он решил все сам рассказать, в обмен на то, что его пощадят. А еще, как оказалось, он подозревал, что тот человек, который послал троицу убивать императора, щадить эту троицу вовсе не собирался. Да и зачем их щадить?

Менка — любовник окончательно обнаглевшей жены, которую следовало щелкнуть по носу.

Кван, тот, которого Ромул ткнул мечом в живот — дальний родственник, который, благодаря все той же жене, сел на шею и спускаться не собирался. Еще и малолетней дочке начал читать стишки и таскать конфеты. А дуреха в ответ млела, хлопала глазами и не слушалась отца.

Ну и сам Юмис — просто неудачник, которому не повезло очень сильно проиграться, и в счет этого проигрыша он уже полгода исполнял разные поручения. А потом ему еще и не повезло похвастаться тем, что он отличный мечник и даже победить троих сомневающихся. Кто же знал, к чему оно все приведет?

— Не врет, — выдохнула Ларама.

— Отлично, — сказал Ромул, злость в котором кипела и готова была перелиться через край. Его, похоже, вообще не уважали, раз послали таких «убийц», поскупившись на мало-мальски хорошего профессионала. — Будет тебе защита, как свидетелю. Вдруг у кого-то вопросы возникнут?

У кого они могут возникнуть, император уточнять не стал, просто велел несчастного неудачника вернуть в башню и хорошо охранять.

Зато теперь Ромул знал, что делать дальше.

И очень радовался, что Мален успел поделиться некоторыми тайнами дворца. Без этих тайн было бы сложнее.

Прима со-Каеса в отведенных ему с женой покоях не было.

Зато там была сама жена — элана Вияла, когда-то видимо прекрасная, но на данный момент подувявшая, да и подпортившая свое личико выражением бесконечной брезгливости. Она и на Ромула посмотрела так, словно он был попрошайкой, сидевшим на лестнице храма.

На вопрос о том, где сейчас находится ее муж, элана скорчила рожу еще брезгливее, сразу продемонстрировав свое отношение к дражайшей половинке и заявила, что, наверное, с утра пьет и играет в карты. То, где он этим занимается, она, к сожалению, не знала, но сумела указать на того, кто знает — молоденькую служанку-вертихвостку, которая позавчера носила в то загадочное место новый сюртук, потому что тот, в котором ушел, неряха-муж сумел чем-то испачкать.

Служанка долго хлопала на Ромула глазами, словно не верила в то, что это именно он перед ней стоит. А когда ее хорошенько тряхнули, тоненько проблеяла, что императора же убили. Там, в коридоре, в который никого не пускают, кто-то видел лужу крови и запах оттуда шел отвратительный. И хозяин очень радовался.

Правда, чему именно радовался хозяин, объяснить девушка толком не смогла. Зато сразу согласилась отвести императора в образовавшийся в стенах дворца мужской клуб. Она по дороге еще и щебетала о том, что Ромулу там понравится, потому что там собрались великолепные мужчины.

В общем, той еще дурехой отказалась, всей пользы, что смазливая и улыбчивая.

Ромул, дойдя до клуба и выслушав невидимую Лараму, заглянувшую туда сквозь дверь, отпустил добрую девушку и оглянулся на сопровождающих стражников.

Злость требовала прямо сейчас выбить дверь.

А стражников было маловато для того, чтобы три десятка мужчин не начали вскакивать с мест и пытаться убить якобы мертвого императора, не дожидаясь сюрпризов от дворца.

— Так, — сказал задумчиво. — Подоприте чем-то дверь, Никого не впускайте в этот коридор и отправьте кого-то за подкреплением. Нам нужно еще тридцать человек.

Стражники переглянулись и забегали, стараясь делать это тихо. Притащили откуда-то тяжелый дубовый стул и заклинили его спинкой ручку двери. Четверо остановились у выхода к лестнице на три ступени, ведущей к этому коридору. Самый молодой и самый быстрый убежал.

А Ромул оперся спиной о стену, прикрыл глаза и попытался придумать проникновенную речь. Такую, чтобы проникала глубоко-глубоко и не давала шансов для разных толкований. А лучше бы пугала до дрожи. У Малена же оно как-то получалось.

А речь все никак не придумывалась.

И время тянулось медленно-медленно.

А злости становилось все больше и больше. И к ней постепенно домешивалось недовольство самим собой.

— А может их всех убить и развесить по стенам в назидание другим? — спросил сам у себя Ромул. Но решил, что это оставит на крайний случай. Хотя со-Каесу, конечно же, прощать нельзя. Мален примов не прощал, казнил их за гораздо меньшие проступки.