Наследники

Но в любом деле, как известно, кроме светлых есть и теневые стороны. Когда коллектив череповецких строителей перебрасывался на новую, большую и еще более ответственную стройку, Богдашкин из списка руководящего звена был исключен. Министр, утверждавший руководство новой площадки, сказал:

— Богдашкин? Ну нет, порезвился, и хватит.

Богдашкин, узнав об этом разговоре, притих, забился в канцелярию и, копошась в нарядах да счетах, молча переживал свою обиду. Потом боль стала затихать, появилась привычка. Просидел он так смирненько не год и не два, а что-то около десяти лет. И вдруг — «Химстрой». Для всех, кто знал Богдашкина, было совершенно непонятно, почему согласился он опять пойти на эту суматошную, беспокойную стезю. Годы-то ведь ушли, и вряд ли ему подходила теперь такая бурная, хлопотная жизнь.

А Богдашкина уговорили Казаков и Данилин. Когда Петр Сергеевич начал с ним разговор о том, что неплохо было бы тряхнуть стариной, Богдашкин не принял это предложение всерьез. Только когда его вызвал Данилин, он понял, что беседа Казакова с ним — не просто разговор и что надо решать. Если бы Данилин стал его убеждать, тогда Михаил Яковлевич, может, и не согласился бы. Но его не убеждали. Собственно, Данилина кандидатура Михаила Яковлевича не очень устраивала. Староват, суховат, оканцелярился. На «Химстрое» нужны люди молодые. Но что делать, если таких кандидатов нет под рукой? А опытный снабженец нужен позарез, и притом сегодня, сейчас.

Взвесив все, Данилин вызвал Богдашкина и прямо спросил, потянет ли он материально-техническое снабжение «Химстроя».

Михаил Яковлевич после некоторого раздумья ответил:

— Попытаюсь. Не выйдет — расстанемся.

Данилину ответ понравился, но он, хмурясь, уточнил:

— Идти к нам надо не на авось, а наверняка. Расстаться легко, а вот дело сделать…

В итоге они договорились, и Данилин, едучи в Каменск, забрал Михаила Яковлевича с собой.

Когда Богдашкин рассказал об этой беседе Казакову, тот одобрил его «тактику» и долго, пространно говорил о том, как следует вести себя в условиях «Химстроя». Но говорил витиевато, недомолвками, и многого Богдашкин тогда не понял. «Будь хозяином своего дела», — повторял он слова Петра Сергеевича. Это, конечно, верно. «Не слушай советчиков», — тоже хорошо сказано. «Гляди в оба — зри в три», — остроумно, спору нет. Только как все это понимать в чисто практическом смысле? И, поломав голову над этими загадками, он скоро напрочь забыл их.

Данилин, как оказалось, был человеком вполне во вкусе Богдашкина. Он вводил незыблемое правило: отстаивай свое мнение у начальника строительства, у главного инженера, одним словом, у кого хочешь, но, если решение принято, свои соображения оставь при себе.

Богдашкину вспомнились слова, которые произнес Данилин, когда они ехали на стройку.

— Запомните, Богдашкин, со мной можно спорить, даже ругаться, но… делать. Делать — это главное.

Больше он ничего не добавил. Но Михаил Яковлевич скоро понял, почему состоялся такой разговор. Сроки ввода объектов здесь были невероятно коротки.

Прошел месяц, и к Богдашкину обращались уже как к старожилу «Химстроя». Комсомольская «молния» прославила его на всю стройку как виновника того, что сорвалась установка транспортеров на втором участке. Не без ехидства газета заключала, что, может, дескать, товарищ Богдашкин надеется на то, что бог даст. Зря, между прочим, надеетесь, товарищ Богдашкин, говорилось в конце, спрос-то будет с вас… Без всяких скидок его прорабатывали на всех собраниях, совещаниях, летучках. Богдашкин злился, отчаянно спорил и… делал. А потом жизнь стройки и совсем захватила его. Телефоны звонили поминутно, начснаба спрашивали со всех участков, вызывали все, кто имел хоть мало-мальское отношение к делам стройки. И стоило ему где-то задержаться на час или два, на площадке поднимался несусветный шум, серебристый громкоговоритель, установленный на центральном перекрестке дорог, требовал, чтобы товарищ Богдашкин явился туда-то и к тому-то, позвонил, сообщил, доложил.

Михаил Яковлевич стал ловить себя на мысли, что он, пожалуй, доволен и горд тем, что все шумят на него, все чего-то требуют. Ведь это значит, что без него не могут обойтись. И когда бывал вынужден ответить отказом бригаде или участку, сам переживал это остро и болезненно.

За всей этой суетой Михаил Яковлевич забыл все свои былые страсти, даже ни разу не выбрался на рыбалку, а домой заявлялся лишь ночью.

Однажды после какого-то совещания Казаков задержал его и с насмешкой бросил:

— Ты что-то, старик, отрываться стал. Не советовал бы.

Богдашкин удивленно уставился на Петра Сергеевича, хотел спросить, о чем он толкует, но в кабинет вошли люди. Казаков лишь сказал:

— Подумай, подумай над моими словами.

Богдашкин потом несколько раз звонил Казакову, но застать его на месте не удавалось. А на сердце было неспокойно, хотелось выяснить, чем тот обижен. Вот почему Богдашкин даже обрадовался, когда сегодня услышал в трубке голос Казакова. Тот позвонил сам и пригласил вечером зайти.