Наследники

— Ну, что стоишь, Михаил Яковлевич, садись, в ногах правды нет. Вижу, как забегался, — сочувственно заметил Казаков.

— Да, если говорить откровенно, устал малость, — со вздохом согласился Богдашкин. Потом, приободрясь, добавил: — Но не жалуюсь, нет-нет.

— Может быть, сегодня сообразим по маленькой? Что-то с нервами неладно, отдохнуть хочется. Как смотришь? Да и разговор есть.

Богдашкин не смог скрыть удивления. «Как это можно, — думал он, — в самый разгар дня?» И поймал себя на мысли, что всего лишь несколько месяцев назад семь-восемь часов работы были для него пределом. В главке задерживались лишь в дни составления годового отчета, но и это считалось событием, за это премировали, отмечали в приказах. Сейчас не хватает не только дня, а и ночи. И Михаил Яковлевич с неодобрением подумал о предложении Казакова: не вовремя затеяли это дело, совсем не вовремя. Он намеревался посидеть с начальниками третьего и четвертого участков, потом есть дела к Данилину. Его же только вечером и можно застать. Богдашкин вздохнул.

— Нет, не могу сегодня.

— Это почему же? — настороженно спросил сидевший до сих пор молча Четверня.

Богдашкин стал было объяснять, но его перебил Казаков:

— Да что ты, старик, совсем зарапортовался? Вечером-то ты можешь собой располагать? Ну, а если что — скажешь, я тебя послал по делам. Вот и все. Ничего не случится. — И ворчливо закончил: — Вот уж, действительно, усердие не по разуму.

Богдашкин насупился и после некоторого молчания со вздохом вяло согласился.

В город они поехали в машине Казакова. Настроение у всех было разным. Богдашкин терзался, что не смог отговориться, Казаков думал о том, как с этим Богдашкиным провести предстоящий щекотливый разговор. Если такого труда стоило вытащить его в ресторан, то годен ли он на то, что предстоит обсудить? Стоит ли вообще затрагивать с ним эту тему? Но без него, к сожалению, обойтись нельзя. Шанс же упускать жаль, очень жаль. И только Четверня был спокоен. Он даже старался расшевелить своих спутников, рассказывая один обветшалый анекдот за другим. Шофер не спеша ехал по центру Москвы. Машина завернула в один из переулков на Петровке и остановилась около ярко освещенного подъезда ресторана.

— Куда это мы приехали? — спросил Богдашкин.

— Куда, куда! Не в церковь, конечно. Вылезай попроворнее, — ответил Казаков.

— Петр Сергеевич, я же в таком виде…

Казаков окинул Богдашкина беглым взглядом.

— Вид у тебя действительно не очень. Ну да ничего, мы в уголке устроимся.

И он, подталкивая Богдашкина, направился к дверям.

Беседа не клеилась, Богдашкин поеживался, сидел за столиком, уткнув руки в колени. Казаков поглядывал на него сумрачно. Четверня оставил попытки расшевелить приятелей и в ожидании закусок отламывал кусочки хлеба, обмазывал их горчицей и, морщась до слез, жевал, думая о чем-то своем. Казаков никак не мог понять Богдашкина. Неужели действительно так изменился? Или он плохо знал его? А ведь, пожалуй, именно так. Что он, собственно, знает о нем? Вечно суетливый, беспокойный и вроде какой-то чокнутый. Даже личные дела — и те у него вышли шиворот-навыворот. Жена, пожив с ним пять или шесть лет, уехала с каким-то инженером в Ленинград. Потом, придя к выводу, что старый супруг, пожалуй, надежнее, — вернулась. А что же Богдашкин? Отчаянно робея и краснея, он промямлил: «Вместе нам, наверное, будет того… трудно». Но супруга решительно заявила, что останется тут и никуда не уйдет. А вот его, если он такой принципиальный, она в дом не пустит. Михаил Яковлевич помялся, помялся да, собрав свой нехитрый скарб, удалился. Год или два прожил у знакомых, пока они коллективно не выхлопотали ему маленькую комнатку в Измайлове, в общежитии строителей.

«Что еще? — вспоминал Казаков. — Ах да, эта история с авторезиной… Да, ее-то, пожалуй, следует узнать подробнее, чтобы при случае напомнить… — Казаков представил, как бы он сам вел себя, напомни ему кто-нибудь о подобном случае. И сразу успокоился. — Да, пожалуй, особенно рыпаться Михаилу Яковлевичу не придется. Да и вообще зря я все осложняю. Ей-богу, в этой лысоватой голове мысли, верно, такие же, как и у нас».

Петра Сергеевича Казакова, всех его жизненных троп и перепутий никто на стройке как следует не знал. Да, впрочем, никто над этим особенно и не задумывался. Прислан министерством — значит, человек известный, проверенный и дело свое знает.

Данилин, когда Быстров спросил его как-то о Казакове, задумался и ответил не сразу.

Да, он знает Казакова. Бок о бок с ним работать, правда, не приходилось, но все время в одной системе. Все время на важных стройках, два или три ордена. Конечно, своего заместителя на «Химстрой» он мог выбрать из людей, которых знал ближе. Но Владислав Николаевич не любил таскать за собой «хвосты». И когда управление кадров, заместитель министра, занимающийся этими вопросами, порекомендовали ему Казакова, он после довольно длительной беседы с Петром Сергеевичем дал согласие. Опыт за плечами немалый, на «Химстрой» идет с желанием, большие стройки ему не в диковину, чего же еще надо?