Наследники

Он тотчас же понял, что речь пойдет о солдате Громоздкине, и пытался по взгляду и жестам Климова определить, как сложится эта беседа. Важно было уже в самом начале выбрать для себя наиболее выгодную позицию. Однако, к немалому огорчению Шелушенкова, сразу понять намерения подполковника ему не удалось.

Климов начал издалека и вполне миролюбиво:

— В прошлом году я провел отпуск в своей деревне, на Орловщине. И вот уже перед самым моим отъездом приходит знакомая колхозница и говорит: «Хоть бы вы, Федор Николаевич, в армию взяли моего Митяшку. Совсем от рук отбился, сил моих нет!» — Климов потер седые виски. — Вероятно, и вам, Алексей Дмитриевич, не раз приходилось слышать подобное. Видите ли, с армией у нас нередко связывают надежды вывести молодого человека в люди, поставить его на путь истинный. Неплохая репутация у Советской Армии, не правда ли?.. По вашим глазам я вижу, Алексей Дмитриевич, что вы хорошо слушаете, соглашаетесь, только не понимаете, к чему эта сентенция, это открытие давно открытых Америк?.. Ведь правда? — спросил Климов со своей полуулыбкой, мешающей собеседнику понять, в каком настроении пребывает в данную минуту замполит.

— Признаюсь, да, — сказал Шелушенков, досадуя за это на Климова.

— Ну конечно, — продолжал замполит, оживившись. — Однако простите мне мою слабость, но я считаю, что иногда невредно напомнить людям о некоторых бесспорных положениях.

Климов вернулся к своему креслу, уселся в нем поосновательнее, и Шелушенков понял, что главное, для чего хотел вызвать его замполит, начнется только сейчас.

И Шелушенков не ошибся.

Климов закурил, нервно отбросил коробок со спичками и говорил уже до тех пор, пока полностью не высказал то, что, по-видимому, сильно волновало его:

— Из армии люди возвращаются другими, лучшими, чем они были. И это, конечно, очень хорошо. И мы, командиры и политработники, вправе гордиться этим. Но бывают и такие случаи… — Климов сердито раздавил в пепельнице окурок, хотя лицо его по-прежнему светилось простодушием. — Бывают случаи, когда хороший парень, придя в армию, вдруг попадает в неумные руки человека… холодного, черствого, который, забывая о духе устава, помнит только о его букве.

— Такова уж участь командиров, товарищ подполковник. В глазах молодых солдат они всегда черствы и даже жестоки, — осторожно заметил Шелушенков. — Но ведь армия не институт благородных девиц. По правде говоря, мы с вами, например, очень много занимаемся уговариванием там, где полезнее было бы применить власть. В прошлом вы учитель. Вероятно, ваш метод хорош… для учеников первого класса. Но для солдат он едва ли пригоден. Солдат не первоклассник.

— Согласен с вами, — заговорил опять Климов. — Действительно, я иногда забываю, что, кроме убеждающих слов, у меня есть еще и высокие дисциплинарные права. — Лицо Климова становилось все суше и сумрачнее. — Однако я никогда не откажусь от мыслей, только что высказанных мною. И мне очень жаль, Алексей Дмитриевич, что вы, политработник, не подумали обо всем этом, прежде чем предъявить солдату Громоздкину такие тяжкие обвинения, основанные исключительно на ваших беспочвенных догадках.

— Ах вон вы о чем! — протянул, притворно удивившись, Шелушенков.

— Да, именно об этом.

Лицо и вся фигура Шелушенкова изобразили крайнюю озабоченность и обиду. Он понял, что разговор предстоит серьезный, и решил защищаться по всем правилам искусства.

— Товарищ подполковник, — сказал он, нахмурившись, — я лично предпочитаю оперировать фактами и только из них, из фактов, выводить свои заключения. Этому я учусь у моей партии, принявшей меня в свои ряды на фронте, в самый драматический момент Сталинградского сражения. И я…

— Ну и какими же фактами вы оперировали в данном случае? — спокойно перебил его Климов.

— Я изложил их в своем заявлении следователю.

На лбу у Климова появилась глубокая складка.

— Это все?

— А вы считаете, что этого мало?

— Маловато, чтобы подумать о солдате так, как подумали о нем вы, Алексей Дмитриевич.

— Что ж, есть факты и поважнее. — Шелушенков расстегнул верхние пуговицы кителя и извлек из внутреннего кармана свой черный блокнотик. — Вы, товарищ подполковник, вероятно, помните первые учебные стрельбы, проведенные третьей ротой? Помните, по пути в расположение части я покинул вашу машину и пошел вместе с солдатами. Командир роты, ставя тактическую задачу, объявил об атомном взрыве. Все бросились искать укрытия, а Громоздкин упал на ровном месте… Я заметил ему: «А что бы о нас сказали, товарищ Громоздкин, если бы это был действительно атомный взрыв?» Вы знаете, что он ответил?.. — Шелушенков снова заглянул в блокнотик. — «О покойниках плохо не говорят, товарищ майор!» Ничего себе, да? В присутствии майора солдат издевается над приказами командиров! Надеюсь, теперь вы согласитесь, товарищ подполковник, что мои подозрения имели под собой почву, и притом основательную, хотя, повторяю, я на них не настаиваю… Кстати, возмутительное поведение солдата видел лейтенант Ершов… Он даже не сделал Громоздкину замечания.