Наследники

— Ага, вот что вас пугает! — воскликнул зло просиявший Шелушенков. — Понятно! Я так и думал. С чего бы это командование полка так много возится с одним солдатом — неужели у Лелюха и Климова мало других забот? А все объясняется очень просто: боятся вынести сор из избы. Еще бы! Что скажет генерал Чеботарев, когда узнает о новом ЧП в полку, в передовом полку Лелюха?.. Лучше это дело потихоньку замять. Ловко придумано! Только ничего у вас, дорогие товарищи, не выйдет! Партия не допустит расправы над честным коммунистом, осмелившимся говорить правду открыто, какой бы горькой она ни была!

«Ну и демагог!» — опять с удивлением подумал Климов, глядя на круглого, лысеющего и, в сущности, малозаметного в полку человека. Замполит, однако, молчал.

Его молчание Шелушенков принял за растерянность и, еще более воодушевляясь, продолжал:

— Я рад, товарищ подполковник, что вы вспомнили о самокритике. Давно пора!

Климов вдруг почувствовал, что кровь хлынула ему в лицо и что дышать стало трудно.

— Ну вот что… майор. Я вас долго слушал. А теперь уходите прочь!.. Слышите? Сейчас же уходите! Уходите!!

Шелушенков, багровый от ярости, с видом тяжко оскорбленной добродетели вышел из кабинета.

Климов еще долго сидел в кресле задумавшись. Потом оделся и вызвал машину: он решил немедленно поехать в политотдел дивизии.

…Через пять дней майора Шелушенкова отозвали из полка Лелюха в распоряжение начальника политотдела армии.

— Лучше бы он все-таки остался у нас, — сказал Лелюх Климову, зайдя на квартиру к замполиту.

— Это почему же? — удивился Климов.

— По крайней мере, мы уже знали о его слабостях и могли бы как-то реагировать на них. А то пошлют в другую часть, он и там натворит дел, будет гнуть свою линию.

— Может быть, уволят в запас. Я слышал, намечаются большие сокращения, — сказал Климов задумчиво. — Я сегодня долго спрашивал себя… откуда они берутся… такие, а?

— Вы о Шелушенкове?

— Да.

— Думал и я как-то об этом. Не о Шелушенкове конкретно, а вот о таких людях вообще, — заговорил Лелюх с грустной улыбкой. — Ведь еще три-четыре года назад его методы работы некоторым людям казались вполне нормальными. Вы почитайте аттестации Шелушенкова! Ведь если по ним судить, то лучшего политработника и желать нельзя! Все, дорогой мой Климов, гораздо сложнее, чем мы иной раз себе представляем…

— К сожалению, все, что вы сказали, правда, — тихо и задумчиво проговорил Климов, с силой потирая седые виски. В добрых его глазах зажглись хитрые огоньки. — А вы знаете, о чем я сейчас подумал? Вот все эти хорошие, умные слова должен был говорить я вам, а не наоборот. Раньше всегда комиссар «воспитывал» командира, а сейчас иной раз получается нечто совершенно противоположное. Во всяком случае, у нас с вами… Непорядок! Не тот командир пошел, не тот! Ну и времена! — с притворным огорчением воскликнул замполит и вдруг улыбнулся широкой своей, добродушной улыбкой, как-то хорошо осветившей его худощавое, морщинистое лицо. — А если говорить без шутки, это здорово, черт возьми!

Лелюх смущенно молчал, сердясь на Климова за его слова и радуясь одновременно тому, что есть в полку очень много людей, с которыми он мог говорить откровенно, не опасаясь быть неправильно истолкованным.

— Хорошо, — чуть внятно прошептал он и, взволнованный, стал, как азартный игрок, потирать руки.

— Вы с какого года в партии, Федор Николаевич? — спросил он Климова.

— С сорок первого, — ответил замполит, посмотрев на командира полка с недоумением.

— И я с того же! — Глаза Лелюха прищурились. — Так чему же вы удивляетесь? Одним миром помазаны.

— Хитер!

И они оба расхохотались. И с этой минуты впервые и как-то совсем незаметно, естественно, они стали называть друг друга на «ты».

— Однако поторопи свою хозяйку с обедом. Моя Елена Прекрасная решила объявить мне однодневную голодовку. С утра укатила с детьми в поселок, и до сих пор нет…

— Сейчас, сейчас! Слышишь, уже там, на кухне, что-то шипит. Сейчас сухих овощей навернем, запьем чайком — и горя мало!.. А признаться, до чертиков надоели эти сухоовощи! Как твоя, примирилась? Ведь на чемоданах сидела…

— Примирилась, куда же она денется. Пригрозил разводом, она и успокоилась, — засмеялся Лелюх.

— А не сыграть ли нам в шахматишки? Одну только партию, перед обедом, а? — вдруг предложил Климов. — Играешь?

— Как тебе сказать? — скромно проговорил Лелюх. — Когда-то был чемпионом гарнизона… Давно только это было, еще до войны. А сейчас, конечно, не в форме.

Климов посмотрел на него все же с недоверием. Однако лицо полковника было столь невозмутимым, что недоверие у Климова сменилось другим чувством — он попросту струхнул: Климову еще никогда не доводилось играть с чемпионами. Но отступать было уже поздно.

На письменном столе замполита появились шахматы.

— Ты какими будешь, белыми или черными? — спросил Климов.

— А мне все равно! — с небрежностью гроссмейстера бросил Лелюх, повергая своего противника в еще большее смятение.

— Ну ладно, расставляй свои фигуры, — хрипловато проговорил Климов. Лицо его заметно побледнело.