Наследники Ассарта

— Ну, зачем же так мрачно смотреть на вещи, — усмехнулся командир «Алиса». — Заверяю вас: вы ни на минуту не отлучались от вашего войска, и в настоящее время находитесь там же и выполняете свои обязанности. Так что никто и ни в чем не сможет ни упрекнуть, ни даже заподозрить вас.

— Не понимаю… — пробормотал генерал. — Это все-таки розыгрыш?

— Нет, генерал, — ответил на этот раз Советник. — Все именно так и обстоит. Вы — здесь, и там — тоже вы. Или, во всяком случае… — он выдержал маленькую паузу, — некто, кого можно назвать вашим двойником.

Генерал покачал головой:

— Внешность можно подобрать, конечно. — Он откинул голову, выпрямился на стуле. — Но я ведь не артист в кино. И воспроизвести не только, скажем, мой голос, но и то, что я сказал бы в том или ином случае, — для этого действительно надо быть вторым Ги Ором. Но такого нет. Или все-таки есть?

— Мы вам его покажем, — сказал командир. — Когда вернемся. И уж вы сами будете судить — похож он или нет. А сейчас нам пора готовиться к прыжку. Надеюсь, ваш капрал не упустил случая набить живот.

— Он не был бы солдатом, — сказал Ги Ор серьезно, — если бы сплоховал.

— В таком случае, я помогу вам устроиться в коконе.

— Это я умею и сам. Однако, чтобы совесть моя была совершенно чистой, хочу предупредить вас: мне приходилось вести только переговоры о капитуляции противника. Боюсь, что это мое умение не пригодится сейчас. Можете ли вы всерьез рассчитывать на меня?

— Хотите ли вы, — спросил Советник, — чтобы солдаты вернулись домой? Ведь правительства закончили войну, ее продолжают лишь сами войска.

— Конечно, как командир, я обязан сделать все, чтобы уцелевшие победители (последнее слово он подчеркнул голосом) благополучно вернулись домой. Кроме тех, конечно, кто сам захочет остаться на Ассарте.

— Не думаю, что таких будет много.

— Согласен с вами.

— В таком случае, успокою вас: переговоры вести буду главным образом я. По этой причине я и покинул мой уютный домик… Но представлять войска не может никто, кроме вас.

— Да, — сказал генерал Ги Ор. — Этого не сможет никто, кроме меня.

* * *

Охранитель приходил в сознание очень медленно, проваливаясь в какие-то кошмары. Ему чудилось, что он проник наконец за каменную плиту, перегораживавшую ранее путь в недра Храма Глубины, и там его встречали какие-то многоглавые, многолапые, словно гигантские сороконожки, чудовища. Они радостно улыбались ему — а может быть, просто скалили зубы — и что-то говорили, как бы убеждая, доказывая, успокаивая и угрожая одновременно. Только он не понимал ни слова из сказанного ими, то был, похоже, не язык даже — просто поток звуков, и он отмахивался от чудовищ и что-то кричал, но не слышал собственного крика. Потом чудовища исчезали — и он оказывался один в Пространстве, лишенном звезд, совершенно темном, пустом, но в то же время остро пахнувшем чем-то очень знакомым, но напрочь забытым. Затем в этом пространстве возникали безголовые младенцы, большие фиолетовые глаза помещались у них на плечах — и взгляды этих глаз были устремлены на него. Глаза моргали — и каждый раз слышалось легкое жужжание, словно от затвора фотокамеры. Охранитель пытался зажмуриться, чтобы не видеть их, — но оказывалось вдруг, что глаза его и так закрыты, но он видит все сквозь веки. Дальше; — младенцы исчезли, но глаза их остались, они медленно двигались в пространстве, стягиваясь в одно место, сливаясь, словно капли ртути, и увеличиваясь при этом, превращаясь в один, но огромный и яркий глаз, смотревший на Охранителя неотрывно и гневно… Еще позже ему стало казаться, что его хоронят — укладывают в гроб, опускают крышку под звуки странной, ритмической, но немелодичной музыки — и вот все стихает, и это, видимо, означает смерть — но еще не полную, не настоящую, потому что (это он помнил даже в бессознательном состоянии) умерев, он завершит наконец планетарную стадию своей жизни и обретет свободу, присущую стадии Космической…

Вероятно, сказывалось нервное напряжение всех последних дней — да и месяцев тоже. Потому что когда он открыл, наконец, глаза по-настоящему, то не увидел вокруг себя ничего страшного или необычного. Он лежал в обычном противоперегрузочном коконе с прозрачной крышкой, а наверху и чуть в стороне светился зеленый плафон, что должно было, вероятно, означать, что сопространственный прыжок завершен и вскоре можно будет оставить кокон и обрести способность и возможность двигаться.

И в самом деле — прошло не очень много времени, и четко прозвучавший щелчок возвестил о том, что замок кокона выключился. Вслед за этим крышка поднялась, правый же борт кокона опустился, и стало можно сесть, а затем и встать на ноги. Зеленый свет не погас, но как-то поблек — потому что наверху зажегся нормальный белый плафон, и все стало хорошо видно.