Наследники испанского пирата

Малышка радостно залопотала и занялась пуговицами на его рубашке. Доктор осторожно перебирал розовые детские пальчики и нежно целовал их. Белл это очень нравилось, она совала ручки в рот к отцу, заливаясь серебристым смехом. Ник делал вид, что пытается откусить ей пальчики. За этим занятием наблюдала Ровена, тихонько проскользнувшая в гостиную. Шелтон внезапно поймал ее пристальный взгляд и почувствовал, как живительные лучи ее зеленых глаз проникают прямо в его сердце.

Сильное желание обнять и поцеловать девушку охватило доктора, но разум взял верх над чувствами. «Да она просто околдовала меня! Кажется, я не смогу больше жить без нее. Неужели, это любовь?» – в смятении думал Ник, поднимаясь с кресла.

– Рони, ты уже собрала вещи? – строго спросил он девушку. Этот вопрос он задал, чтобы скрыть смущение. Ему хотелось говорить ей совсем другие слова, нежные и ласковые. Но доктор считал, что не имеет права смущать покой совсем юной девушки, почти ребенка.

«Нельзя поддаваться обаянию этого прелестного существа», – подумал он и вышел из гостиной с малышкой на руках, не дожидаясь ответа на вопрос.

Ровена осталась одна, она проводила доктора тревожным взглядом. Еще утром ей казалось, что между ними возникло какое-то чувство похожее на любовь, но прошло совсем немного времени и Ник опять стал таким же холодным, как обычно.

«Что же мне делать? – думала девушка, возвращаясь к себе в комнату. – Каков он настоящий? Нежный, ласковый или сухой и холодный? Что ждать от него? Завтра на корабле я обязательно поговорю с ним. Неизвестность хуже всего!»

Ее грустные размышления прервал вернувшийся Бобби.

– Рони, Рони! – затараторил мальчик. – Ты не представляешь, какую красивую козочку мы с дядей Хулио отвезли на корабль. Она белая, как снег, а вместо рогов у нее на лбу маленькие шишечки, еще у нее длинная шелковая бородка, по бокам головы – сережки. Я назвал ее Кетти, и она сразу же стала откликаться на это имя. Завтра утром ты с ней познакомишься.

В комнату заглянула Луиза и сказала, что все вещи Бобби уже собраны, а теперь нужно проверить, не забыла ли чего-нибудь Ровена.

Брат и сестра вышли на балкон, оттуда они увидели, как доктор куда-то отправился вместе с Хулио.

– Они идут в порт. Там моряки нашли брошенное пиратами судно Калиоко, и Ник собирается передать его Хулио, – пояснил всезнающий Бобби.

– Это правильно, не можем же мы бросить корабль без хозяина? Пусть им владеет хороший человек, – сказала Ровена.

– Я тоже так думаю, – согласился Бобби.

Вскоре Мария пригласила Луизу и детей к столу, она испекла миндальные печенья по старинному испанскому рецепту.

– Это печенье очень любила Соледад, я испекла его много, чтобы дать вам с собой в дорогу. А сейчас попробуйте его с молоком, – добрая женщина поставила на стол кувшин молока и блюдо печенья.

Ровена ела нехотя, а Бобби и мисс Луиза уплетали за обе щеки. В дверях появился Хулио Эстрада, его лицо сияло от счастья.

– Отныне фелука «Жемчужина» принадлежит нам, доктор Шелтон оформил ее на меня, – торжественно сообщил он жене.

– Какая радость! Огромное спасибо доктору, а где он сам? – спросила Мария.

– Он отправился на кладбище, попрощаться с могилой Соледад, – ответил Хулио.

За столом воцарилось молчание, всем стало грустно.

– Нику захотелось молча посидеть у могилы, чтобы никто не мешал, – пояснил сосед.

Солнце уже скрылось за горизонтом, когда доктор Шелтон вернулся домой. Ровена заметила, что его лицо стало спокойным и просветленным, будто горе отступило и он готов к новой жизни.

«Может быть, простившись с могилой, он, наконец, понял, что жизнь продолжается?» – думала девочка, глядя на доктора.

А он, как будто, понял немой вопрос девушки и ответил ей долгим, ласковым взглядом. Окрыленная надеждой, Ровена простилась и ушла в свою комнату.

Поговорив еще немного о предстоящем путешествии, люди разошлись, чтобы лечь пораньше. Только Ник все еще сидел в своем кресле, думая о странном облегчении, которое он почувствовал на могиле Соледад.

– Она отпустила меня, – сказал он вслух и отправился собираться в дорогу.

Быстро упаковав одежду и уложив в чемодан шкатулку с драгоценностями жены, доктор стал собирать многочисленные рисунки и наброски. Был еще парадный поясной портрет, написанный маслом за месяц до кончины жены. На нем доктор запечатлел Соледад в лучшем платье и с бриллиантами на шее. Этот портрет очень ей нравился.

– Я на нем настоящая королева, тебе он очень удался, милый. Нужно обязательно сохранить его для нашего ребенка, – говорила испанка.

Портрет стоял за шкафом, повернутый лицом к стене. Ник ни разу не смотрел на него после смерти Соледад, слишком тяжело было его видеть. Теперь его предстояло упаковать для перевозки.