Наследники исполина

-- Но лучше... -- графиня помялась, -- я и вовсе Петру Ивановичу ни слова не скажу. Он ведь тоже у меня радетель о благе Отечества. Все иностранцы у него под подозрением.

Шарль делано повздыхал.

-- Как же нам быть? Посоветуйте, ваше сиятельство. Ведь если ваш супруг так строг, то моей бедной сестре не видеть своих писем.

-- Пустое, батюшка, -- отмахнулась Мавра Егоровна. -- Все ли ему надо знать? Подумаешь бумажки! Возьму, и дело с концом. Архив у него в беспорядке. Кабинет он не запирает. Кому в доме его писанина нужна? Я ведь и читаю с трудом... Только вот как нам эпистолярии Лии опознать?

-- Это не должно вас беспокоить, -- живо отозвался Шарль. -- Я сундучок сестры хорошо помню. Только одна трудность: как на него взглянуть?

-- Приходите завтра в шестом часу по полудни. Петр Иванович поедет к братьям играть в карты и вернется заполночь. Я скажусь больной и отпущу слуг, они будут в людской. А девки мои займутся музыкой. Никто нам не помешает...

На мгновение Шарлю показалась двусмысленность в последней фразе графини, и он скосил на собеседницу глаза, чтоб удостовериться, правильно ли ее понял. Резидент не имеет права не расслышать намек, даже если ему самому он мало приятен. Де Бомон был человеком без предрассудков и, если бы понадобилось, он оказал бы престарелой скучающей барыне маленькие услуги, чтоб получить большие выгоды. Но Мавра Егоровна таращилась на него невинным взглядом, и Шарль было решил, что графиня обещает ему помощь бескорыстно.

-- Боже, как вы похожи на Лию! -- Неожиданно протянула она. -- Почти одно лицо. Руки, голос... Я представляю вас в ее наряде и...

Круглые совиные глаза графини подернулись туманом, а Шарль запоздало прозрел. Он вдруг ясно увидел покровительство и заботу Мавры Егоровны по отношению к Лии (к нему самому!) в совершенно ином свете. Де Бомон вспомнил мелкие подарки, подсказки и советы, позволившие ему когда-то удержаться на скользком полу царской комнаты. Все эти домашние варенья, пирожки и засахаренные фрукты, которыми графиня пичкала Лию с поистине плотоядным зверством. Как он тогда мог не догадаться? Мавра Егоровна была также равнодушна к мужчинам, как ее муж к женщинам. Ну и семейка! Когда-то она настойчиво зазывала нежную Лию на свою загородную мызу "посмотреть настоящую русскую баню". Бог его тогда упас. Он думал, от разоблачения. Выходило от ухаживания престарелой Мессалины с извращенными наклонностями.

-- Сегодня вечером, ради вашего удовольствия, я надену женское, -- со значением улыбнулся шевалье. Резидент должен быть покладист.

-- У нас при дворе бывают такие маскарады, -- почему-то очень взволнованно прошептала графиня.

-- Мы устроим свой маленький маскарад...

Выйдя на улицу, Шарль подставил лицо ветру. Дождь со снегом не прекращался. В Лондоне он почти привык, что из-за туманов у него постоянно болит горло. Неизбежная дань сырой погоде. Здесь же, на самом пороге приполярных тундр, легким кашлем дело не обойдется. Он сляжет с лихорадкой, и его гроб утопят в неглубокой стылой жиже могилы.

К счастью, Надин на Литейном не оказалось. Шевалье устал от постоянного присутствия второго человека, и в полном одиночестве чувствовал себя гораздо лучше.

Шарль сел перед круглым туалетным зеркалом, вытряхнул на стол содержимое выдвижных ящичков и с упоением истинного художника стал превращать себя в даму. Если де Бомон и носил парики, то только ко двору. Частный визит требовал более камерного оформления. Собственные белокурые волосы, которые он отпускал ниже лопаток, позволяли многое. Изящный чепец с лентами, каскад тугих локонов из-под него. И вот уже лицо выглядит совершенно иначе: мягче, беззащитнее, трогательнее...

Главное не смотреть прямо и почаще потуплять взор. Ресницами Бог шевалье тоже не обделил, от них на веки ложились густые тени. Шарль несколько раз опустил глаза, бросил на себя в зеркало косой взгляд и остался доволен.

Он почти не пользовался красками. Разве только немного пудры на щеки, чтоб скрыть следы бритья. Да помада с легким золотистым блеском, как сейчас модно в Париже. Кстати, отвратительная на вкус. Но, красота требует жертв! В этом же де Бомон всегда уверял себя, выщипывая брови. Погружаясь в "мужское состояние", он намеренно запускал свою внешность: носил не завитые волосы, по три дня не прикасался к бритве, не следил за руками. Выныривая на поверхность, в женском облике, Шарль старался выглядеть подчеркнуто изящно.

Когда ему было 4 года, скончалась его 6-летняя сестра Лия (чьим именем он теперь и назывался). После нее осталась уйма игрушек и горы детского тряпья. Выбрасывать их родителям было жаль, и Шарль еще пару лет таскал девчачьи туалеты и играл в куклы, не имея ни малейшего представления о том, к чему это приведет. В то время как безутешная мать видела в нем точную копию сестры и едва не пыталась усадить сына за пяльцы, отец поставил своей целью сделать из него настоящего мужчину. Де Бомону старшему Шарль был обязан умением прекрасно стрелять, ездить верхом, фехтовать... Но в 16 лет он сбежал от такой жизни и был проклят обоими родителями.