Наследники хаоса

Ему стало понятно неимоверное желание оценить своё место в пищевой цепи. Словно он был человеком, но животные инстинкты дергали его внутри со словами «Ты теперь монстр!».

Путь, указанный Богом, напоминал Генри, куда идти. Желтая дорога из запаха петляла между деревьями и кустами, уходя вдаль. Она вела его к тем самым ненавистным существам, которые не подчиняются воле Короля леса.

«Они игнорируют даже могучее божество. А что им могу сделать я? Рандар сказал, они употребляют монстров в качестве еды. Откуда мне знать, что они не тронут меня?»

Он вдруг понял, что язык и рот остались при нем, несмотря на чудовищное изменение внешности:

– Меня зовут Генри, – голос даже не изменился. Он действительно в точности повторил свою прежнюю речь. Вот только при каждом слове язык вылетал изо рта, будто жало хамелеона.

Командующий брел напрямик, пока не учуял голубой запах воды. Он ринулся к ней, как к спасательному кругу. «Может быть, я только чувствую себя отвратительным, а на самом деле я человек?» – мелькнула надежда. Но прохладная влага не воссоздала его лицо. Она превратилась во что-то вроде грязи. Генри больше не видел её, только ощущал. И посмотреть своё отражение в этом плоском черном веществе он не мог. Ему оставалось только вспоминать, какого цвета были листья, деревья и трава, ведь миллионы запахов с каждой минутой заставляли его забывать то, что он видел глазами …

Из головы не шли слова бога: «И только душа вместе с твоим разумом будут прежними, и какую роль они сыграют, решать тебе…»

«Значит, я либо выполню приказы Фенрира, либо проживу остаток лет в облике древнего паука… Выбор очевиден…»

И он двинулся в глубину леса, в бескрайную мощь древней природы. Куда указывал ему начертанный в сознании путь к спасению…

После этого он шел как привидение. Утративший человечность, но не оставивший надежду, он верил, что человек – это не образ, а поступки…

Однако существа леса видели в нем что-то своё. Генри заметил их страх. Он перестал быть добычей и превратился в хищника. Даже стаи волков начали сторониться его. Не было существ, которые при виде облика Генри осмелились бы остаться и зарычать. Почти все бежали прочь, спасаясь от его тонких, как бритва, стальных лап.

С одной стороны это давало уверенность в себе, а с другой – ощущение глубокой утраты родины и дома. «Каждый день в этом лесу уносит меня всё дальше от Арнола и людей».

Но пускай Генри и стал монстром, он не собирался прекращать быть человеком. В нём жили собственные стремления, которых не было у чудовищ. Он надеялся, что выполнив миссию Фенрира, сможет выйти наружу. А если повезет, то даже помочь Ларсу Арнольскому победить в войне.

Но это были лишь фантазии. Реальность была грубее и тверже. Неизвестность и хаос торжествовали в этом лесу, словно в ином мире…

Генри хотелось чего-то настоящего. Человеческой реальности. Не того, что его окружало. Эти зеркальные лужи и хлипкие болота – они больше не холодили ног, как прежде. Этот ветер больше не был таким притягательным. А лучи солнца? Они оттягивали время до мрачной проклятой ночи. Как будто исчезло то, зачем стоит жить. Пропал мир, в котором ты родился и вырос. И сам Генри тоже пропал, превратившись в одного из хищников, что глядят красными глазами сквозь кусты.

Именно так он почувствовал себя, когда голод заставил его поохотиться. Лапы присели в гуще зарослей, тело приклеилось к волнистой траве, язык и мышцы напряглись, словно всё сейчас зависело от них. И сам командующий завис на месте в тревожном молчании и предвкушении еды…

Генри будто играл в игру – где он паук, а добыча это – монстры-мухи. Ему надлежало с холодным расчетом ждать их в тени, чтобы потом разорвать стонущую артерию их горла. И когда какой-то зверь, напоминающий не то собаку, не то тигра, шмыгнул мимо него – командующий не стал ждать. Он напал. Причем напал не так, как мог сам, а так, как хотело его тело: дико, с жадным желанием убить, съесть и выпотрошить. Его язык влетел в голову еды, как стрела. Генри слегка удивился дальности выстрела. Ведь раньше язык не казался таким большим – пока не пришлось пустить его в ход.

А когда на безгубом рту оказалось сырое и ароматное мясо, полное жизни, хрустящих косточек и опьяняющей крови – Генри на секунду потерял себя… Будто иная сущность овладела им. Древняя и беспощадная как время.

И всё же разум теплился внутри этой озверевшей плоти. Командующий успел дать себе приказ, который вживился на уровне инстинкта: «Я выполню свой долг. Не забуду королевство. Отомщу убийце и помогу принцу. Будь я хоть монстром, хоть человеком, хоть богом – нельзя оскорблять правду ложью и портить жизнь смертью». Чувство справедливости горело в нём так сильно, что даже животный дух отступал прочь из мозга, забираясь в другую часть: подальше от этих человеческих эмоций.