Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом

— Ты-то что рыдаешь? — удивилась девушка, грубо высморкавшись в карманный платок. — Давай с тобой лучше выпьем. Ты помянешь своего жениха, я — свою сестричку. Им хорошо в раю. Лучше, чем нам.

И девушки выпили. От такой истории Альжбете было трудно дышать. И она выпила ещё. Сначала один бокал до дна. Затем принялись за второй. И Альжбета, не привыкшая столько пить, быстро опьянела. Они начали шутить, потом танцевали, а затем Лейлин подставляла ей тазик, когда Альжбету начало отчаянно полоскать.

— Если бы я знала, что ты такая слабая, я бы и не думала тебе наливать! — бурчала Лейлин, пока девушка умывалась, отчаянно шатаясь над умывальником. — Ты что, никогда не пила?

— Ни-когда… — провыла Альжбета, глупо хихикая. — Даже в университете. Марк пил. Иногда приходил ко мней пьяный. Я — нет.

— Ты училась в университете?

— Нет, — соврала Альжбета, даже в таком состоянии понимая, где соврать. — Я жила при университете. Там я с Марком и познакомилась…

— Да ты пай-девочка… — вздохнула Лейлин. — Ладно, сделаем из тебя кого-нибудь посмелее. И платья у тебя дурацкие. Надо будет поговорить с моей подружкой, Ферреей. Она лучшая портниха в Аннабе.

— Какое дурацкое имя, Феррея! — захихикала Альжбета и задышала чаще: её сразил очередной приступ тошноты. Затем она долго рыдала, вспоминая историю Лейлин и свою собственную.

Утром Мэйда встретила учительницу восторженным рассказом о своей маленькой сказке на балу. Альжбету больше не тошнило, но чувствовала она себя отвратительно. Раскалывалась голова, но она силилась сконцентрироваться на рассказе своей ученицы. Гюнтер танцевал с Софией Ландманн лишь однажды, а целых три танца подарил Мэйде.

Вечером господин Вайнхольд попросил ожившую Альжбету спеть что-нибудь, и высокий её голос зазвенел чудесными оживлёнными колокольчиками, тотчас вызвав улыбки. Мэйда вскочила и начала танцевать, мило кружась и смеясь. Чета Вайнхольд хлопала в ладоши, а девочка смеялась всё ярче и веселее.

Когда Альжбета закончила свою песню, в стороне раздались особо громкие аплодисменты, и все изумлённо обернулись. У входа в гостиную стояли преподобный Майахоф и господин Бернхард. Священник умиленно улыбался, а господин Бернхард глядел на Ишмерай внимательно, слегка прищурено, будто не узнавал в этой румяной весело улыбавшейся девушке избитую, мертвенно бледную, потерянную Альжбету Камош, которую он вырвал из рук солдат в апреле.

— Адлар! Майнхоф! — воскликнул Ханс Вайнхольд, быстро направляясь к ним с распростёртыми объятиями. — Наконец-то! Как я рад!

Гости и хозяева дома обменялись радостными любезностями и расцеловались.

— Ах, Альжбета! — тихо воскликнул преподобный Майахоф. — Как ты хороша, как румяна! Гляди, Адлар, она немного поправилась, теперь я вижу, что у неё есть щёчки! — священник засмеялся.

Рупрехт Бернхард был румян от холода, но под глазами залегли тёмные круги, и он заметно похудел. Усталость сквозила в каждом его движении. Сколько всего он повидал на этой войне, в которой Альжбета ничего не понимала.

Госпожа Вайнхольд тотчас сделала соответствующие распоряжения на кухне и, пока все ждали обеда, господин Вайнхольд поздравлял господина Бернхарда с победой над странным явлением, которое называлось «ересь».

— Это развращение, это уничтожение, это убийство нашей веры! — говорил священник. — Эти люди… нет, эти злодеи переврали святейшую из книг в груду огня адского! Эти дьяволы желают поселить смуту в ряды праведников! Они смеются над нами и верят в дьявола!..

— Дорогой Майнхоф, — с усталой улыбкой вздохнул господин Бернхард. — Давайте насладимся гостеприимством этой чудесной семьи и не будет говорить о мерзостях…

— Много сожгли? — с горящими глазами спросил господин Вайнхольд.

— Много, — кивнул господин Бернхард.

— Кого сожгли? — не поняла Альжбета.

— Еретиков, — спокойно отозвался господин Бернхард, внимательно поглядев девушке в глаза.

— Это что, люди? — выдохнула она.

— В какой-то степени люди.

— Но что они сделали? — охнула девушка. — Они не верят в Бога?

— Я не знаю, верят ли они в Бога, — всё столь же спокойно и устало отвечал господин Бернхард. — Они верят в нечто извращённое. Они говорят, что им ведомо, где истина. Но я уверен, что все они поклоняются дьяволу.

Неужто этот благородный мужчина сжёг множество людей только из-за того, что у них было другое видение веры? Только из-за того, что эта другая вера была ближе их душе, их принципам, их мыслям и совести? Альжбета страшно похолодела и уже хотела расспросить обоих побольше об этом разрушительном, чудовищном походе, но госпожа Вайнхольд пригласила всех к столу.

— Вы были ранены? — с горящими глазами спросила Мэйда.

— К счастью, нет, — отвечал господин Бернхард. — Один молодой солдат прямо перед моим носом убил моего врага. Если бы не он, я бы погиб.

— Молодой солдат?! — восхищённо воскликнула девочка. — Он красив?

— Мэйда! — возмущённо воскликнула госпожа Вайнхольд. — Как тебе не стыдно!

Господин Бернхард тихо засмеялся и ответил: