Наследники Слизерина

Белла раздраженно задернула полог и забралась под одеяло с головой, обхватив руками колени. Впервые в жизни она столкнулась с отсутствием элементарных удобств, таких как теплая постель.

«Надо было соглашаться на Гриффиндор!» — в сердцах подумала она, засыпая.

Трудно быть слизеринцем

Следующим утром Белла проснулась от холода и обнаружила, что ее одеяло соскользнуло с кровати и валяется на полу. Дрожа и ругаясь про себя последними словами, девочка торопливо оделась и отправилась в гостиную.

— Ты тоже замерзла? — поинтересовался Рабастан, специально ожидавший ее, чтобы вместе пойти на завтрак.

— Я не замерзла, я чуть не сдохла! — гневно отозвалась она, натягивая поверх мантии шерстяной кардиган. — Идем скорее из этого треклятого подземелья. Я не представляю, как мы тут продержимся семь лет! Готова поспорить, что даже в Азкабане не такой зверский холод… кстати, что сказал Руди насчет испытания?

— Ничего, — мрачно ответил Рабастан.

— Как ничего? Разве он не знает?

— Да все он знает! Просто говорит, что мы должны догадаться сами.

— Еще брат называется! — проворчала Белла, решив, что при первой же возможности допытается у него лично.

— Ну, может, он прав в чем-то, — заметил Рабастан, — ведь не зря же придумали это посвящение.

— Вот именно, что зря! — гневно возразила она. — Мы могли бы заняться чем-нибудь стоящим, например, поиском заклинания для обогрева, а вместо этого должны разгадывать дурацкие загадки! Нет, во что бы то ни стало, надо узнать у кого-нибудь ответ.

— Руди, какого черта! — воскликнула она, подходя к столу Слизерина.

— И тебе доброго утра, Беллс! — невозмутимо отозвался Рудольфус. — Будешь кофе или тыквенный сок?

— Почему ты не хочешь говорить про испытание?

— Потому что тебе никогда не стать настоящей слизеринкой, если ты не пройдешь его сама.

— Да что за ерунда! — она закатила глаза. — Я уверена, что это какая-нибудь глупость.

— Думай, что хочешь, Беллс! Я ничего не скажу, — и Рудольфус многозначительно выставил ладони вперед.

— Ну и не надо! — обиделась она. — Барти!

Крауч поднял глаза от своего расписания.

— Нет-нет, Белла! Я согласен с Руди, — торопливо проговорил он, вставая из-за стола и закидывая сумку на плечо.

— Барти! Стой! Не смей так уходить!

— У нас первым уроком стоит зельеварение, а я забыл в комнате сушеную мандрагору, вдруг она понадобится… — он ускорил шаг. — Удачи в поиске ответа, Белла.

Проводив товарища недобрым взглядом, она села за стол.

— Ну ничего, — вслух ободрила Белла сама себя, — к концу месяца я раздобуду сыворотку правды, либо выучу Круциатус, и тогда вы мне точно все расскажете!

— А просто включить мозги и подумать не пробовала? — Рудольфус саркастически приподнял правую бровь.

— У каждого свои методы! — ехидно прищурилась девочка в ответ.

Мало того, что после этой жуткой ночи Белла никак не могла отогреться, так еще и предметы, поставленные в первый день, были на редкость занудными.

Началось все с истории магии, аж с двух уроков подряд. Сказать, что Белла была шокирована тем, что преподавателем по этому предмету оказалось привидение — это не сказать ничего. Она терпеть не могла привидений. Да и кто вообще любит эти бледные остатки человеческих душ, постоянно жалующиеся на жизнь? Вернее, на смерть. Впрочем, профессор Бинс ни на что не жаловался, но зато два часа подряд бубнил себе под нос какую-то бредятину о волшебниках, живших до нашей эры.

Следом была травология, и Белла никак не могла понять, на кой черт ей нужно уметь ухаживать за абиссинской смоковницей, если можно просто сходить за ней в аптеку. Выбравшись из теплицы, замерзшая и перепачканная в земле, она решила, что этот предмет, однозначно, самый бестолковый и бесполезный для волшебника, но, как выяснилось чуть позже, жестоко ошиблась. Куда хуже оказался уход за магическими существами. По правде сказать, Белла не испытывала ни малейшего восторга ни перед какими существами: будь то магические или немагические. Но это еще не самое страшное. Темой первого занятия был авгурей — довольно мерзкая с виду птица зеленовато-черного цвета, похожая ни то на грифа, ни то на облезлого павлина.

— Авгуреи очень пугливы, — пояснил профессор Кеттлберн.

Это был мужчина лет пятидесяти с благородными чертами лица, аккуратной бородкой и некогда каштановыми, а теперь уже седыми волосами, распадающимися на прямой пробор.

Он добросердечно глядел то на класс, то на уродливых птиц и время от времени задумчиво поглаживал левой рукой правую, до самого локтя замотанную в свежие бинты.

Ученики понятия не имели, что случилось с их профессором в первый же день учебы, но очень хотели верить в то, что авгуреи здесь не при чем.