Наследники земли

– Неужели ты думал, что ты наш единственный шпион? Ты правда уверен, что мы ставим наши рейды и наши прибыли в зависимость от информации, которую получаем от одного тебя? – В словах Мунтсо звучала издевка. – Поумерь свою спесь. Мы и без тебя знали о затее Рожера Пуча. Такое количество товара, такие закупки, такие масштабные приготовления ни для кого не остались не замеченными. Знаешь, почему я просил тебя отправлять письма с каботажными судами?

– Капитаны тоже с вами заодно?

– Некоторые из них. Например, тот, кто должен был доставить тебя в Валенсию вместе с твоей еврейской подругой.

– Да как?..

– Уго, нам много чего известно. У нас шпионы повсюду.

– В таком случае, – перебил Уго, – не думаю, что Бернат расстроится, если я перестану быть шпионом.

Мунтсо ответил не сразу:

– Перестать быть шпионом – дело не такое простое, потому что возникают подозрения: такого человека от предательства отделяет лишь один шаг. Но ты – особый случай. Бернат к тебе тепло относится: ты, по его словам, помогал ему и его семье. И в общем, именно поэтому мне не кажется, что он станет тебя подозревать.

Вопли Рожера Пуча пробуждали в Уго противоположные чувства. Порой он уносился воспоминаниями на Пла-де-Палау, к эшафоту, на котором казнили Арнау Эстаньола, и вспоминал, что тем же самым голосом подлец приказал избить его самого; и тогда Уго откровенно веселился. «Получи свое, засранец» – вот что ему хотелось выкрикнуть в ответ. А временами Уго скорбел по убитым морякам. Каталонцам была известна репутация Берната, они должны были сдаться, а не вступать в бой… Если только не получили от самонадеянного Пуча другого приказа. Мунтсо освободил Уго от части вины, когда признался, что шпион у корсаров в Барселоне не один. Но и теперь совесть Уго была неспокойна. Он попросил Рехину составить еще одно письмо.

– Последнее, – пообещал Уго. – И совсем короткое.

– «Эти деньги, – диктовал парень, – предназначаются для семей моряков, погибших при захвате корабля»… – как он назывался? Даже не знаю. Ну и какая разница. Пиши: «…при захвате корабля, зафрахтованного Рожером Пучем и атакованного корсаром Бернатом Эстаньолом».

– Значит, это деньги за посредничество?

– Да, – впервые признался шпион Берната. – С тобой поделиться?

– Не нужно… до тех пор, пока у меня есть ты.

В этот раз они снова любили друг друга дико и яростно, как требовала еврейка.

В тот же вечер Уго пришел в церковь Святой Марии якобы для молитвы. «Почему именно здесь?» – спросил он сам себя. Колокол в замке викария отзвонил seny de lladre, и остававшиеся в храме прихожане поспешили к выходу. Может быть, потому, что Бернат хотел облагодетельствовать именно эту церковь, может быть, потому, что сюда ходили моряки, а когда-то и месир Арнау, или же потому, что он сам приходил сюда в детстве – сначала с родителями, потом с матушкой… а может, потому, что это была народная церковь, принадлежащая гражданам квартала Рибера.

Уго спрятался за большой купелью, когда-то бывшей саркофагом святой Эулалии, а в храме между тем становилось все тише. Время от времени какой-нибудь ризничий, кто бдительно, а кто апатично, обходил центральный и боковые нефы и все часовни. Большинство свечей в часовнях потухло, но главный алтарь с фигуркой Девы у Моря стоял в окружении красивых канделябров из кованого железа, некоторые с подставками наверху и по краям для без малого сотни свечей, потрескивавших в ночи.

Уго как зачарованный смотрел на этот светлый полукруг из дюжин огоньков, на Деву Марию в центре и на восемь стройных колонн за Ее спиной: они замыкали полукруг и возносились в бесконечность, верхушки их терялись в темноте апсиды – такой высокой, что свет свечей до Нее не добирался. Для Уго это был лучезарный островок в окружении темноты, галера в ночи, колеблемая черным морем, корабль, озаренный лишь факелами.

Никаких шагов Уго не слышал. Он быстро пересек пространство храма, не отводя взгляда от фигуры Девы Марии. Юноша миновал линию, отмеченную канделябрами, и подступил к главному алтарю. Впервые в жизни он оказался так близко. Маленькая скульптура Девы с Младенцем помещалась на каталонской коке, а само судно – на колонне, так что весь ансамбль возвышался над прихожанами.

Уго кончиками пальцев прикоснулся к кораблю, а потом к ногам Девы. На корабль он повесил составленную Рехиной записку, а у основания колонны положил два кошеля с деньгами: тот, который Бернат определил потратить на угодные Деве дела, и тот, который был получен в уплату за информацию.