Наследники земли

– Я не хочу отдавать Арнау отцу. Знаю, что адмирал имеет на него все права, но я также знаю, что Мерсе перенесла ужасные страдания, чтобы спасти ребенка от верной гибели. Мальчику было очень плохо, но он поправился с Божьей помощью… и молитвами и заботами всех сестер нашего монастыря. Сбежать ночью было бы проще простого. Адмирал оставляет около ворот часового, но скорее для видимости. Он чего-то ждет – и я не знаю, чего именно. Сомневаюсь, что военной помощи, – пятерых и так достаточно, чтобы обратить в бегство наших крестьян. Они ведь не солдаты. Кавалерийская атака, пара взмахов шпагой – и они разбегутся в страхе… Вряд ли он получит разрешение от королевы или архиепископа. Не знаю, что скажет королева, но архиепископ никогда не позволит штурмовать монастырь, я уже об этом позаботилась. Но конечно же, адмирал знает: ночью легко сбежать.

– И куда бы мы пошли? – задумался Уго.

– В этом все и дело, вот почему адмирал ждет. Он знает, что вам некуда бежать.

– Это верно, – признал Уго, – бежать немыслимо. Мерсе практически не может ходить без помощи Катерины. А хватать Арнау и бежать с ним куда подальше одному я не вижу смысла. – Уго немного помолчал. – После смерти Герао я думал… то есть мы с Катериной думали, – поправился винодел, – что наилучшим решением было бы, если бы мать и сын попросту исчезли. Мы бы посылали им деньги, чтобы они могли жить где-нибудь подальше от Каталонии… например, в Гранаде. Там они могли бы спрятаться у мавров.

При упоминании Гранады образ Дольсы вспыхнул перед глазами Уго. Когда-то давно он мечтал, что они убегут в Гранаду и заживут там вдвоем.

– Дела в таверне наладились, – продолжил Уго, отгоняя воспоминания о Дольсе, – но, пока Мерсе не оправится от ран, побег невозможен. Вернуться с ребенком в Барселону я тоже не могу. Это будет сродни признанию – меня арестуют, как только я войду в город. Сначала мы рассчитывали на Герао, думали, что он защитит нас и расскажет Бернату всю правду. Потом Гранада… или другое место! А теперь я даже не могу вернуть Арнау собственной матери.

– Пока вы не помиритесь, – сказала Арсенда, – вы не сможете жить спокойно.

– Помиримся?

– Да, брат, с адмиралом. Это опасный враг. Мощный и жестокий. И пока вы не помиритесь, ни ты, ни твоя семья не сможете жить спокойно.

– Но он обещал нас всех убить!

– Значит, тебе придется похлопотать о мире… или дать ему отпор.

Ему все еще было больно от удара плашмя, нанесенного Бернатом в таверне. Уго не понимал, как с ним помириться. Единственным выходом было дать адмиралу бой и покончить с ним, но Уго не знал, как его убить. Он никогда не держал в руках меч – и, хотя он убил погонщиков мулов, которые хотели изнасиловать Мерсе по дороге в Сарагосу, и за много лет до этого погромщика, напавшего на Рехину, Уго прекрасно осознавал, что убить адмирала гораздо сложнее. Погонщиков он застал врасплох – но это не пройдет с Бернатом. Уго должен бросить ему вызов, выйти на поединок, посмотреть в глаза… Яйца у него сжались, едва он вообразил, как разгневанный корсар бросается на него с мечом.

Заночевал он в церкви, около двери – подальше от решетки, за которой монахини пели и читали молитвы. Арсенда позволила ему остаться в церкви, пока все не решится, но к Арнау не пустила. Мальчика обманом завели в келью без окон, куда по очереди приходили монахини, чтобы его развлекать. Выдумали историю, что плохие люди, подосланные графиней, хотят забрать его. Одного упоминания графини было достаточно, чтобы мальчик согласился сидеть взаперти. Вечером, когда Бернат удалялся на отдых в Эскаладеи, малышу разрешали погулять по монастырю. Ему не сказали, что монастырь осаждает его же отец, – о нем мальчик всегда говорил с теплом и нежностью.

«Но долго держать ребенка в монастырской келье нельзя», – решительно сказала Арсенда.

Хотела ли она тем самым побудить брата к действиям? Если да, то Арсенда не стала развивать эту мысль – она стала расспрашивать о Мерсе. Ей хотелось узнать больше о жизни дочери, и она самозабвенно слушала все истории, которые ей рассказывал Уго, пока ее не вызвала одна из монахинь.

После вечерней молитвы молодая прислужница принесла Уго еду и одеяло. Придется спать на полу, кротко произнесла монахиня, словно извиняясь перед виноделом. Тем вечером Арсенду он больше не видел. Сон долго не шел – как из-за холода, так и из-за беспрестанных молитв и песнопений монахинь. Однако дорожная усталость, недосып и постоянное напряжение сделали свое дело – и Уго заснул. Сон был неглубокий – винодел то и дело просыпался, смотрел на свечи, озаряющие изображение Богоматери с Младенцем, и вновь засыпал. Лик Девы Марии проник в его сны. Она ему улыбалась. И плакала. Уго проснулся, взволнованный удивительным видением: Богоматерь была словно окутана теплым облаком, летящим по церкви. И при виде Ее Уго исполнился надежды и решимости – как в ту ночь, когда он пожертвовал церкви деньги, которыми Бернат заплатил ему за предательство каталонских моряков.

И Бернат смешивался во сне с ликом Девы, Мерсе, Барчей и Катериной.