Наследники земли

Уго знал, что не умрет, – ведь не погубила же aqua vitae Лысого Пса. Однажды, притворившись, что спрашивает из чистого любопытства, подмастерье расспросил Маира о чудесном напитке. Еврей, и сам долго раздумывавший, почему тот солдат умудрился выжить, заглотив два пузырька aqua vitae, ответил так:

– Уго, это была первая перегонка из вина. Я собирался приготовить на основе этой жидкости настойку или перегнать ее еще несколько раз, чтобы сэкономить время. Едешь на войну – подготовься как следует. Вот почему, как я понимаю, тот парень не умер от большой дозы. Aqua vitae еще не дошла до степени окончательной очистки. Ты ведь и сам, наверно, пробовал aqua vitae на вкус во время дистилляции – проверял капающую из змеевика жидкость, чтобы понять, закончен процесс или еще нет. Чем больше раз мы перегоняем aqua vitae, тем сильнее ее дух и крепче вкус, тем острее обжигает нам губы даже малая капелька и тем ярче горит язычок пламени, когда мы проверяем крепость. Отсюда вывод: после начальной перегонки, когда aqua vitae еще плохо горит, она не убивает человека.

Уго восстановил в памяти трудоемкий процесс изготовления aqua vitae. После начальной перегонки они выливали из котла половину вина, а остаток подвергали второй перегонке. На сей раз в дело шли только семь частей из десяти, а потом совершалась и третья перегонка – с пятью частями от этих семи. Как правило, операцию повторяли три раза, однако допускалось и семь, и даже десять перегонок.

– Вы уверены, что от первой перегонки не умирают? – уточнил подмастерье.

– Я уже столько выпил… И вот он я.

Уго отметил, что aqua vitae первой перегонки, опускаясь в желудок, обжигает как огонь. В горле першило. Уго закашлялся, в горле запершило снова. Зато уже через несколько мгновений душа его успокоилась и тяжелые думы исчезли без следа. Маир был прав: от этого не умирают. И Уго привык заливать свои долгие бессонные ночи глотками aqua vitae, приносившей с собой забвение.

Субботы Уго использовал для работы на винограднике Святой Марии, поскольку евреи справляли Шаббат, а Маир заявил, что, если он не работает сам, работать не должен и его подмастерье – как не работает по субботам и его служанка; к тому же – тут Маир подмигнул – ему приятно думать, что в святой день отдыхают даже лозы.

Была первая суббота месяца августа 1391 года, и Уго, безвылазно проведший две недели в давильне и на винограднике Саула, решил отправиться на церковный надел. Потом он намеревался сходить в город, это было недалеко. В тот день Уго работал мало. Главными собственниками земли в принципате являлись король, его вельможи и Церковь. Церковь, по закону не имевшая права торговать своим имуществом, отдавала наделы в бессрочную аренду, и земля, таким образом, уже не считалась церковной – эта скрытая перепродажа приносила Церкви немалый доход. Однако храм Святой Марии возделывал свой виноградник руками двух старых поденщиков, которых куда больше работы интересовали вино и женщины, иногда забредавшие в эти места. Уго решил, что раз поденщикам нет никакого дела до виноградника, то ему – и подавно.

– Я ухожу, – объявил парень еще прежде, чем солнце достигло зенита и летний зной сделался невыносимым.

Уго решил выйти к морю, вдохнуть его ветер, окинуть взглядом горизонт. Да, созерцание этой далекой линии окрыляло его надеждой, ему хотелось оказаться на одном из кораблей, которые входят в Барселону или отправляются в плавание. Вот его судьба. Подальше отсюда, чтобы Дольса с ее мужем остались позади.

– Вот, отнеси это святым отцам. – Поденщик указал на корзину с персиками.

Уго подавил искушение обругать этого лоботряса. Он не хотел ничего никому относить; церковники нагло пользовались его трудом. И все-таки Уго взвалил корзину на плечо: спорить со старым лентяем ему тоже не хотелось. Правда, парень заранее знал, что теперь ему придется – как бывало почти всегда – выслушивать бесконечные пререкания священников из Святой Марии.

Шесть лет тому назад архидиаконом храма был назначен несовершеннолетний Беренгер де Барутель, и в отсутствие твердой руки весь церковный причт и почти семьдесят бенефициариев начали грызню за почести, а также имущество и доходы этого богатого храма. Уго никак не мог запомнить, какой пост занимает выскочивший навстречу корзине с персиками мужчина – то ли второй, то ли третий бенефициат часовни Святого Фомы. Был День святого Доминика, и в эти субботние часы служилась только одна малая месса в боковой часовне, поэтому суета этого бенефициата, а потом и другого, прибежавшего следом, сразу привлекла внимание других бездельников, болтавшихся в церкви.