Уго поставил корзину на пол и отошел в тот самый момент, когда двое бенефициатов принялись делить подношение, стараясь успеть до появления остальных. «Все равно они не успеют», – мстительно подумал юноша, покидая церковь с двумя персиками в руке. За спиной у него уже кипела перебранка – они порой заканчивались и потасовками, потому что взаимная ревность и зависть хапуг распространялись даже на такой маловажный предмет, как корзина с фруктами.
Дорога на Регомир, к верфям, выдалась непростая. Совсем недавно пришла галера из Александрии. Привезенные товары начали продавать прямо на берегу, быстро сбежалась толпа. Уго не хотел здесь задерживаться: ему не было дела до радости удачливых торговцев, да и восхищаться ими самими, гордо выставляющими привезенные богатства, юноше тоже не хотелось. Уго обогнул толпу, направился прямо к полоске берега, сел на песок и полакомился персиками. Море спокойно поблескивало под августовским солнцем.
Недавно пришедшая галера и еще два кастильских корабля из валенсийского порта Грау стояли на якоре, пользуясь спокойствием на море. Если разыграется буря, то, ввиду незащищенности барселонских берегов, им придется уходить в надежный порт, которым обычно служил городок Салоу. Генуэзец частенько высказывался по этому поводу: «Забавно, что второй по важности среди городов Средиземноморья, ведущий торговлю со всем белым светом и обладающий такими замечательными верфями, не имеет достойного порта».
«Второй по важности». Уго улыбнулся, вспомнив пленного
Уго отбросил все мысли и попробовал найти утешение у моря. Он отдался мягкому шелесту волн, но вскоре издалека послышались крики. Уго со вздохом повернул голову. Среди лодок на верфи Регомир он разглядел кастильских моряков – те орали и размахивали руками. Слова их оставались непонятными, и Уго снова попытался сосредоточиться на море и песке. Но покоя больше не было. Уго поднялся. Он увидел, что моряков становится все больше – уже набралось человек сорок или пятьдесят. Может быть, это драка? Нет, не похоже. Горожане тоже выбегали на берег, но в драку не лезли. Барселонцы присоединялись к общей группе и тоже начинали вопить. Собралась целая толпа. Пока Уго подходил ближе, крики слились в хор:
– Еретики!
Уго задрожал. Это может быть только…
– В еврейский квартал!
Он закрыл глаза. А потом побежал.
– Кончай их всех!
Дольса! Вскоре парень оказался зажатым в толпе, вооружившейся палками, ножами, а кое-где и мечами; оружие колыхалось над идущими, воздетые к небу руки требовали крови. Плотная свирепая толпа двигалась по улице Сьютат. Угрозы, брань и проклятья гудели между каменными стенами, а ремесленники и торговцы спешили утащить с дороги свое добро. Это удалось не всем, идущие опрокидывали прилавки и топтали товары.
Воспламененная толпа выплеснулась на маленькую площадь Сант-Жауме, там становилось все теснее. «Что такое?», «Дальше-то что?», «Почему мы остановились?». Вопросы обращали друг к другу люди, не имеющие возможности взглянуть вперед, но даже в такой скученности не смолкали призывы разделаться с евреями. Уго, зажатый со всех сторон, с облегчением вздохнул, когда услышал, что ворота еврейского квартала остаются закрытыми.
– На площади стоят солдаты викария, они защищают евреев, – сообщил чей-то голос.
– Это значит, они уже успели проведать о недавнем погроме в Валенсии, – отозвался другой. – Говорят, там они погибали сотнями.
Людская масса напирала и бурлила, как закипающая жидкость.
Уго пожалел, что провел столько времени на виноградниках. Знай он заранее – успел бы предупредить своих друзей.
– А еще сотни валенсийских евреев обратились в истинную веру, – послышалось с другой стороны.
Однако семья Саула уж точно не могла о таком не узнать. Может быть, они бежали, уговаривал себя Уго; но ведь он видел Маира только вчера…
– А еще говорят, на Мальорке тоже разгромили еврейский квартал.
– Барселона ответит не хуже!
Этот оголтелый выкрик матроса, которого Уго знал еще по верфи Регомир и считал человеком добрым, совпал с началом штурма. Стоящие на площади будки писцов разом запылали – ярко и шумно. Загорелись и ворота еврейского квартала. Улицы, выходившие на площадь Сант-Жауме, уже были запружены и не могли вместить тех, кто стремился убежать с горящей площади. Началась паника. Викарий с отрядом солдат и городские советники, пришедшие, чтобы вести переговоры с бунтовщиками, испугались за свою жизнь и оставили еврейский квартал без защиты.