Наследница

— Ты, барыня, в следующий раз, когда захочешь кого обмануть, поосторожней будь. Птиц да лошадок с говорящими именами не дари. Да и фамилию себе другую придумай. Хоть бы Голубковой или Ласточкиной назвалась. А то — на тебе, Соколинская. А где сокол, там и ястреб, и орёл, и кречет, — подчеркнула она последнее слово.

— Вы… знаете, кто я?..

— А ты думала, я тебе просто так сказки рассказываю? Санкт-Петербург от Орла далеко, но и до нас докатился страшный рассказ о том, как сгорели на пожаре отец и двое его детей. Вот только тел-то их так и не нашли. Поговаривали потом, что вроде как девчонка спастись могла. Ходили слухи и о цыганах, но так никто ничего толком узнать и не смог. Правда, у той девчонки вроде волосы тёмными были, да только под париком — поди, разбери, кто какой масти.

Элен стояла перед шутихой растерянная, не зная, что сказать.

— Ты не волнуйся. Никто, кроме меня, тебя не распознал. Не под силу им, да и охоты нет.

— Спасибо вам, госпожа Буженинова, — Элен поклонилась ей. Теперь в её речи на акцент не было и намёка.

— Ну, наконец-то, я слышу, что ты, сударыня, русская, — проворчала та. — А этот пан твой — тоже русский?

— Нет, — улыбнулась Элен, — он поляк.

— Я так и думала.

— Скажите, а могу я узнать, почему вы решили мне помочь?

— Да просто потому, что ты, сударыня, пожалуй, единственная, кто разговаривает со мной с уважением. Тебе ничего не нужно от меня, ты не ищешь выгоды от беседы, но и не презираешь. Мне захотелось ответить тебе тем же. Но есть у меня и своя корысть. Не простила я графа Кречетова, — она так увлеклась, что и не заметила нарушения запрета. — Если тебе удастся каким-нибудь образом вернуть себе всё, что от отца досталось, оставив графа ни с чем, я буду рада, что тоже приложила к этому руку!.. Всё. Теперь мне пора. Прощай.

— Благодарю вас, — Элен ещё раз поклонилась горбунье. — Дай вам Бог здоровья и счастья настоящего, крепкого.

Авдотья обернулась.

— А вот за это спасибо. Говорят, то, что пожелает искренне цыганка, обязательно сбудется. Тебя-то, верно, тоже можно цыганкой считать, — и, оставив Элен с полуоткрытым ртом, она ушла.

Тут же в комнату заглянул и вошёл Юзеф.

— Что? Что она сказала?

— Она всё знает, — глядя в одну точку, пробормотала Элен.

— О чём?

— Обо всём, — приходя в себя и оглядываясь вокруг, ответила Элен. — Пойдём отсюда. Вернёмся домой.

— Домой? Но мы же только что приехали. Ты же хотела…

— Идём! — Элен стремительно вышла из комнаты и направилась к выходу, велела подать экипаж.

Дома Юзеф потребовал подробных объяснений. Элен передала ему подробно весь разговор с Бужениновой. Юзеф помолчал, удивлённый не меньше её самой.

— Ты уверена, что она ничего не расскажет? — наконец, спросил он.

— Да. Не знаю, почему, но уверена.

— Так. Теперь мы знаем, почему граф не возвращается в Петербург.

— Да, — согласилась Элен, проводя рукой по лбу, как будто пыталась переключиться на другую тему. — К тому же, я теперь знаю, где в Петербурге находится его дом. Может, удастся отследить, кто бывает там. Ведь должны эти пятеро поддерживать между собой связь.

— Четверо, — поправил Юзеф.

— Что — четверо?

— Теперь их осталось четверо.

— Да, ты прав, — нахмурилась Элен.

— Ты что, всё же жалеешь, что непричастна к гибели номера первого?

— Нет. Я думаю о том, кто бы это мог сделать. Понимаешь, мне почему-то кажется, что это очень важно.

— Брось. Это, конечно, хотелось бы выяснить, хотя бы для того, чтобы поблагодарить этого человека, но, в конце концов, главное — что одного уже нет!

Но Элен покачала головой, не соглашаясь с ним, хотя и не стала больше возражать.

* * *

Все эти события имели и другое последствие. Барон де Бретон хотел пригласить Элен на охоту. У него всё было готово, но совершенно неожиданно в этот день Элен не явилась на куртаг, хотя собиралась. Любопытно было то, что их с Юзефом видели входящими во дворец, но в зале она так и не появилась. В ответ на расспросы барону ответили, что у госпожи Соколинской приключилась мигрень, и она отправилась домой. Барон решил, что всё быть может и к лучшему. Можно навестить её, чтобы справиться о здоровье, а заодно попытаться всё же пригласить на охоту. Но его не пустили в дом, сказав, что «барыне нездоровится, она легла и никого принимать не велела». Раздосадованный де Бретон отправился докладывать Маньану, что всё придётся отложить до следующей большой охоты. Вопреки ожиданию, Маньан не стал его ругать, философски заметив, что рано или поздно всё состоится.