– Потому что она безмозглая курица, решившая угробить наследницу! – завопила тетушка Кло.
– Заткнитесь все! – осушив бокал и выплевывая последние унции воздуха, рявкнула я. – Я, кажется, собираюсь умереть!
В следующий момент перед глазами потемнело. Наверное, я свалилась в обморок некрасиво, совсем не по-благородному, потому что во время падения ударилась головой о стул. Висок пронзила боль. В угасающем сознании, словно на черно-белой гравюре, отпечаталось, как Уилборт с непроницаемым видом подливал себе коньяк.
* * *
– Я думала, что вас попытались отравить. – Глэдис деловито откупорила пузырек из темного стекла и принялась на свет капать в стакан снадобье, окрасившее воду в алый цвет.
– Я сама так подумала, – призналась я и, приподнявшись на подушках, забрала протянутый стакан, точно бы заполненный кровью. Рука дрожала от слабости, и меня до сих пор мутило.
Глэдис присела на краешек кровати и, снизив голос до заговорщицкого полушепота, быстро проговорила:
– Вы правда видели Генри в Молельной?
– Да.
– Считаете, что Ева наняла его избавиться от вас?
Только я открыла рот, чтобы согласиться с наперсницей, как из соседней комнаты прозвучал голос Влада:
– Ты видела, что видела, но не более.
Мы с Глэдис испуганно отпрянули друг от друга, как будто замышляли злодейский план по захвату особняка, а нас накрыли с головой.
– У меня тут стоит подслушивающий кристалл? – зашептала я.
– Дверь была приоткрыта, – пояснил фальшивый жених из глубины своей спальни.
Тут эта самая дверь с неожиданно обиженным скрипом отворилась. Сосед стоял на пороге и разглядывал нас двоих с заметным неодобрением. В скрещенных на груди руках он держал пухлый конверт, отчего-то моментально привлекший мое внимание.
Выглядел Влад не лучшим образом, усталым и осунувшимся. Ночные пляски с моим спасением явно его вымотали. Впрочем, Вишневские так переполошились из-за моего приступа, что дом до сих пор стоял на ушах. Хуже всех пришлось семейному лекарю, вытащенному из постели. Когда он появился с черным саквояжем в обнимку, то оказалось, бедняга так торопился спасти мне жизнь, что забыл снять с головы ночную сетку для волос.
– Ты не можешь сказать наверняка, что именно жена Валентина наняла Генри, – заявил Влад.
– Суним Горский, вы же ее не защищаете? – неодобрительно пробормотала Глэдис.
– Я стараюсь следовать логике и быть объективным, – сухо отозвался он.
– По-моему, я сделала самый логичный вывод, – огрызнулась я.
– Ну, хорошо. – Влад одарил нас с Глэдис высокомерным взглядом. – Ты считаешь, что кто-то из семьи виноват в смерти Валентина. Но что в этот вечер делала твоя дуэнья?
Невольно я посмотрела на бедную женщину. Мигом вспыхнув от возмущения и прижав руки к груди, она с чувством переспросила:
– Вы подозреваете меня?
– Именно ты нашла Валентина с утра, потом не оставляла ни на минуту Анну. Возможно, из-за чувства вины?
Я так изумилась, что только смогла моргнуть.
– Да как вы… – задохнулась Глэдис. – Как вы посмели такое на меня подумать?
– Вы тут рассуждаете о логике. Так вот, я сделал самый логичный вывод. Глэдис была всю жизнь влюблена в Валентина, семьи не завела, детей не родила, а он женился на красивой молодой бесприданнице. Притом второй раз, посмею заметить.
– В то утро, когда я нашла сунима Вишневского, я вернулась из деревни, где половину седмицы просидела у постели больной престарелой тетушки! У меня есть билет на утренний омнибус!
– Она была у больной престарелой тетушки, и у нее есть билет, – для чего-то повторила я, ошарашенная абсурдным обвинением настолько, что не смогла найти ни одного доказательства невиновности преданной напарницы.
– Принимается, – с подозрительной легкостью согласился Влад и кивнул на меня: – А ты, Анна? Что ты делала в тот вечер?
– Ты издеваешься или просто забыл? Я думала, что это у меня большие проблемы с памятью.
– И все же?
– Плавала в Эльбе без сознания, – сухо отозвалась я.
– А до того?
Мы с Глэдис переглянулись. Не сошел ли он с ума?
– До того, как
– Ты
– Это смешно! – разозлилась я.
– Ты не помнишь, поэтому не знаешь наверняка, – изогнул брови Влад. – Я не прав?
Рассуждения звучали столь логично, что крыть мне, прямо сказать, было нечем. Избавляя себя от необходимости отвечать, я громко и сердито отхлебнула снадобье. Пусть понимает, что напал на совершенно больную, несчастную женщину, едва не вступившую на солнечную дорогу из-за каких-то глупых орехов! Эликсир оказался горько-кислым, и к тому же пошел не в то горло, так что мученическое выражение на лице у меня вышло вполне себе натуральным.
– Вам кажутся мои обвинения нелепыми, верно, нимы? – нравоучительно произнес Горский. – В своем расследовании, Анна, ты забыла важную вещь. Даже убийца считается только подозреваемым, пока его вину полностью не докажут.
Пройдя, он положил на прикроватный столик конверт, который держал в руках, и с укором пробормотал:
– Дознавательницы. В юбках.