Наследница

Питбуль разразился возмущенным лаем и переполошил местную псарню, тут же ответившую ошарашенным гавканьем. Для меня кучер раскрыл зонт, помог спуститься на мостовую, но все равно, пока я, под какофонию собачьего скандала, дошла до дверей каземата, подол уличного платья промок.

Нас проводили в комнату для допросов, крошечную каморку, точно взятую под копирку со стражьего предела, разве что окошко находилось под самым потолком да вместо стульев стояли широкие скамьи, приколоченные к полу, как будто кто-то, находясь в своем уме, зашвырнул бы неподъемную лавку в стену.

– Присядь. – Кастан раскладывал на столе какие-то бумаги.

– Не хочется.

Мне не сиделось и, откровенно говоря, не стоялось. Хотелось ходить туда-сюда по камере, от стены к стене, но места было маловато для полноценного нервического метания, поэтому я делала вид, будто изучаю трещину, проходившую поперек каменной кладки, и незаметно расковыривала заусенец на большом пальце, стараясь смирить волнение.

Вдруг я поймала хмурый взгляд Влада, внимательно следившего за моими руками, и поспешно спрятала их за спину.

Когда дверь с протяжным скрипом открылась и в каморку впустили Генри, то первым он увидел Влада.

– Дружище! – бросился к нему арестованный похититель. – Я знал, что ты меня не оставишь! Святые Угодники, разве дал бы ты мне сгнить в каменной коробке?

Он похлопал Влада по плечу и на радостях не заметил, что тот с каменным лицом отряхнул пиджак в том месте, где руки бывшего друга прикасались ткани.

– Это она тебя прислала? Она ведь теперь благородная нима! Ей теперь все доступно!

По-прежнему не замечая меня, Генри бросился к Кастану и затряс его руку в нервическом рукопожатии.

– Вы мой судебный заступник? Так ведь?

– Кастан Стомма, – с непроницаемым видом объявил мой лучший друг.

– Ст… Стомма? – с запинкой повторил он. – Надо же, она на самом деле стала важная дама, раз может нанять для меня самого Кастана Стомму…

Тут его взгляд остановился на мне, и возбужденное бормотание стихло.

– Анна? – Он непонимающе оглянулся к Владу. – Но как же вы вместе?

– Мы собираемся пожениться, – соврала я, не моргнув глазом, и указала на скамью. – Присаживайся, Генри. Нам есть о чем поговорить.

Мы разместились друг напротив друга.

– Ты ведь хочешь отсюда выбраться, Генри? – твердым голосом спросила я. – Я готова помочь тебе.

Вдруг мгновенье назад растерянный взгляд неудачливого похитителя заледенел. На чумазом лице вспыхнула странная усмешка.

– Но что взамен?

– Ты должен сказать, кто заплатил тебе, чтобы я никогда не вернулась домой.

– И всего-то? Нима Вишневская, меня отпустит только из-за этого?

– Да с тебя все равно больше нечего взять. Скажи, это был Эрик?

– Это был Уилборт.

Имя дядьки, непроизнесенное без предисловий и торга, точно ударило в солнечное сплетение и выбило из груди весь воздух.

Генри продолжал что-то говорить, но его голос постепенно отдалялся, словно между нами посередине стола росла невидимая звуконепроницаемая стена. И нахлынувшее воспоминание об Уилборте выглядело злой насмешкой.

…Мы сидим в дешевой едальне, а за окном шумит и куролесит Зеленая мостовая. Благородной юной ниме совершенно точно нечего делать в неблагополучном районе, но мне, откровенно говоря, наплевать, что по этому поводу думают другие. Дядька втайне от домашних забрал меня из Пансионата для благородных ним, провел по длинному проспекту с тремя десятками борделей и таким же количеством кабаре.

Он бы сильно меня удивил, если бы повез в Сад Грез, парк развлечений, где посетители чинно прогуливались по дорожкам, засыпанным белым песком, катались на лодках по рукотворному озеру с глубиной дна «по коленки» и с оттопыренными мизинчиками ели карамельные яблоки на палочках. Еще бы больше он меня изумил, если бы привел обедать в новую ресторацию, где, по словам моих одноклассниц, стояли клетки с канарейками. Уилборт всегда оставался таким Уилбортом. Правда, в дни наших встреч он соблюдал трезвость, и переоценить величину его подвига было просто невозможно.