Вдруг стало тревожно. Этот разговор я не раз прокручивала в голове: в своих мечтаниях я уверенно и последовательно рассказала обо всём произошедшем, Вита не покрутила у виска и совершенно спокойно приняла новую истину. В реальности же язык прилип к нёбу, а глаза не желали оторваться от переливающегося неоном потолка.
— И? — Вита медленно подняла руку и ткнула мне в щёку длинным наманикюренным ноготком.
— М-м…
— Марь, не томи! — она оттолкнулась от кровати и села, скрестив ноги по-турецки. — Что бы ты мне ни рассказала, я поверю.
Посмотрела на неё долгим сомневающимся взглядом и вернула его к потолку. Вита словно чувствует, что я сейчас буду затирать самый настоящий бред.
— Помнишь сказки? Тридевятое царство, Бабу-Ягу, кота учёного? — я замолчала. Смотреть на Виту неловко — не хочется наблюдать скепсис на её кукольном лице. — У Яги ещё избушка на курьих ножках…
— Ты из меня дуру уж не делай, конечно, помню. Ещё про курочку Рябу заговори, — она фыркнула.
— Мой дом, он… Как бы тебе так сказать. Он очень странный, — я всё же посмотрела на Виту. Лицо её выражало внимательное ожидание. Вздохнула, села, в точности повторив её позу. — Очень, — повторила я, — странный. Настолько, что тебе, наверное, лучше увидеть, чем услышать.
— Я предпочту для начала услышать.
— Такое и словами не объяснить. Наверное, лучше с самого начала…
— Давай с начала, если тебе так проще.
— М-м… Кстати, видишь, я без очков, — вопреки своим же словам сказала.
— Вижу, тебе очень идёт.
— И без линз.
Вита ничего не сказала, молча смотрела мне в глаза.
— Это одна из странностей. Мне поначалу снились странные сны… Я думала, что это сны. Точнее даже — была на сто процентов уверена, — почувствовала, что брови ползут к переносице, а зубы захватили нижнюю губу. Посмотрела на сцепленные в замок руки, лежащие в корзинке ног. — В этих снах я просыпалась ночью, потому что Кот скрёбся в заднюю дверь. Ты же помнишь, она не открывалась? — Вита кивнула. Я увидела это краем глаза, продолжая смотреть на свои руки. — Во снах она открывалась и вела на мой задний двор, но какой-то другой. За ним — густой лес, странный очень. И я там гуляла, а Кот меня провожал. И зрение у меня было хорошее, но только во снах. А потом… Потом и не во снах стало. А Кот…
Я замолчала. Боже, сейчас меня в дурку повезут.
— Кот заговорил? — совершенно спокойно спросила Вита. Я вскинула голову — спокойным у неё был только голос. Она так же, как и я, сцепила руки в замок и покусывала губу. Между её бровей залегла морщинка. — Так что? Кот заговорил?
— Да, — прошептала.
— Чёрт… — она обернулась на дверь, снова посмотрела на меня, порывисто взяла мои руки в свои. — Нам надо поговорить. Всем вместе — с папой и мамой, потому что сама я не имею права тебе рассказывать. Такие правила.
Меня пробила дрожь. Немного затошнило. От переживаний в её глазах и от того, что всё пошло совершенно не так, как я могла предположить, стало страшно.
— Не трясись, — Вита погладила мои руки. — Ничего такого, просто у папы рабочий контракт, и мы все под пунктом о неразглашении. Только он может рассказывать.
— Контракт?.. — еле выговорила. Казалось, комната закрутилась вокруг меня. Причём здесь дядя Олег? Его работа? Почему вдруг рассказ о моей тайне сменил вектор? Вита что-то знает? Знает, но не может сказать из-за «пункта о неразглашении в рабочем контракте папы»?
Что?
— Так, Маря! — Вита взяла меня за плечи. — У тебя в глазах океан паники! Успокойся! — она тряхнула меня. — А ну! — ещё раз.
Комната остановилась. Я быстро заморгала и вцепилась взглядом в единственный оплот спокойствия — в серьёзные и уверенные голубые глаза напротив.
Так. Вита знает про говорящих Котов. И моё хорошее зрение её не удивляет. И что-то она хочет обсудить всей семьёй.
— У тебя на лице написана тысяча и одна эмоция, — Вита улыбнулась. — Язык проглотила?
— Ты знаешь про Навь? — выпалила самый исчерпывающий вопрос, который смогла придумать.
Вита кивнула. Я машинально повторила за ней.
— Откуда?
— Вот сейчас пойдём на кухню и поговорим. И к тебе поедем, покажешь всё. Так интересно!
Мир сходит с ума. Или я. Где верх, где низ? Ощущение полной потерянности. А вдруг это всё неправда, и я плаваю в вязкой субстанции с подключёнными к позвоночнику и голове трубками? Где-то в стеклянном яйце, обритая налысо сплю среди тысячи таких же, погружённых в сон.
— Идём, — Вита встала с кровати и потянула меня за собой. Её родители всё так же сидели на кухне, смотрели немой чёрно-белый фильм и тихо переговаривались.
Стоило нам появиться на кухне, они обернулись. Дядя Олег отключил звук, и французские мотивы оборвались на полуноте.
— Что такое? Маречка, ты как призрака увидела, — обеспокоенно проговорила тётя Алёна. Она вопросительно посмотрела на дочь, снова на меня. Нахмурилась.
— Пап, мам. Маря хочет про дом свой рассказать. И услышать ответный рассказ.
Дядя Олег вздохнул, кивнул.
— Что ж… Садитесь. Мариш, ты уже поняла, что дом твой… странный.
Кивнула.
— А вы-то откуда знаете?
— Он в нашем списке особо важных мест. С красной пометкой. Таких по всей России максимум сотня соберётся.