Наследница. Графиня Гизела

— Конец скоро, мое дитя, — продолжил он глухим голосом. — Но я должен тебя просить настоятельно не терять головы, ибо ты сейчас похожа на помешанную. Ты должна понимать, где ты и что и у стен есть уши! Принц был на последнем издыхании, когда графиня Фельдерн, едва переводя дух, бросилась к его постели, но он оттолкнул ее — сильно зол был на эту женщину… На столе лежало второе, только что продиктованное и подписанное умирающим и Цвейфлингеном и Эшенбахом, которые находились при принце, завещание. По этому завещанию все наследство переходило к княжескому семейству в А.

Я сам в этот роковой час находился по дороге в город, чтобы призвать князя к постели умирающего для примирения… Принц умер, проклиная твою бабушку, а полчаса спустя по соглашению с Цвейфлингеном и Эшенбахом новое, только что написанное завещание принца брошено было ею в камин, и, таким образом, она сделалась наследницей умершего.

Из груди девушки вырвался полукрик-полустон, и прежде чем министр успел помешать, Гизела вскочила, распахнула окно, отдернула жалюзи, и лучи заходящего солнца залили пурпурным светом стены и паркет.

— Повтори мне при дневном свете, что бабушка моя была бесчестной женщиной! — ее нежный, мягкий голос оборвался рыданиями.

Как тигр бросился министр к девушке и оттащил от окна, зажав ей рот своими холодными костлявыми пальцами.

— Ненормальная, ты умрешь, если сейчас же не замолчишь! — прошипел он сквозь зубы.

Он усадил ее на софу; закрыв лицо руками, Гизела опустилась между подушками и разрыдалась. Минуту он стоял перед ней молча, затем медленно подошел к окну, снова запер его и опустил шторы. Ноги его неслышно ступали по ковру, который он только что топтал с такой яростью, и руки, которые с такой грубой силой только что трясли нежные плечи молодой девушки, теперь с аристократической мягкостью опустились на руку падчерицы.

— Дитя, в тебе скрыт демон, который в состоянии превратить в бешенство всякое мирное расположение духа, — произнес он, нежно отводя руки ее от лица. — Безрассудная! Под влиянием ужаса ты заставила язык мой произносить слова, которые совершенно чужды моему сердцу… Ты сильно встревожила меня, Гизела, — продолжал он строго. — Вся эта доброжелательная толпа с лестью и медом на устах, наполняющая замок, сочла бы себя оскорбленной, если бы твой неожиданный крик достиг ее уха… Вся эта жалкая сволочь стелилась перед блистательной графиней Фельдерн, отлично пользуясь богатством сиятельной красавицы. Но, тем не менее, в этом кругу все убеждены, разговаривая, конечно, лишь шепотом об этом, что наследство Фельдернов незаконно.

— Люди правы: княжеское семейство обворовано самым постыдным образом, — сказала Гизела глухим, прерывающимся голосом.

— Совершенно верно, мое дитя, но ни одно человеческое ухо никогда не должно этого слышать. Мне хорошо известна твоя резкая манера выражаться. Я мужчина, в моей груди не чувствительное женское сердце, и с твоей бабушкой я не нахожусь в кровном родстве, но все же для меня как острый нож твои жестокие, хотя, быть может, и справедливые слова. Я никогда не позволил бы себе назвать так этот поступок.

Он остановился. Это едкое замечание осталось как бы незамеченным девушкой.

— Не думай, — продолжал он быстро, — что я этим хотел извинить совершенную неправду, вовсе нет. Напротив, я говорю, что она должна быть искуплена.

— Она должна быть исправлена, — сказала молодая девушка, — и очень скоро!

Она хотела подняться, но министр удержал ее.

— Не будешь ли ты так добра сообщить мне, что намерена предпринять? — спросил он.

— Я иду к князю, — сказала она, стараясь освободиться от его рук.

— Та-а-к, ты пойдешь к князю и скажешь: «Ваша светлость, я, внучка графини Фельдерн, обвиняю бабушку мою в обмане; она была бесчестной женщиной, обокравшей княжеское семейство… И мне нет дела, что этим обвинением я ставлю клеймо на благороднейшее имя в стране и пятнаю честь целого ряда безупречных людей, которые охраняли его как драгоценнейшее сокровище… Неважно, что эта женщина была матерью моей матери и охраняла первые годы моего детства… Я хочу искупления во что бы то ни стало…» Нет, мое дитя, — продолжал он с мягкостью после короткой паузы, тщетно стараясь разглядеть выражение лица девушки, — так быстро и необдуманно мы не должны развязывать узел, если не хотим взять на себя ответственность за тяжкий грех. Напротив, еще не один год должен пройти до тех пор, пока утаенное наследство не перейдет снова к законным наследникам. Затем настанет час принести жертву, и она будет принесена не одной тобой, но также и мной, что я сделаю с радостью. Аренсберг, который я приобрел за тридцать тысяч талеров, принадлежит также этому наследству, и я передам его по завещанию княжеской фамилии, что значительно урежет капитал для мама. Ты видишь, что и мы также пострадаем во имя Фельдернов и в память твоей бабушки.

Молодая девушка упорно молчала; ее головка склонялась все ниже.