Наследница. Графиня Гизела

Ослабленный болезнью, молодой человек погибал в стремительном потоке. Даже такой сильный мужчина, как смотритель завода, не мог противостоять напору воды: дважды он напрасно протягивал руку несчастному, но их неумолимо несло к плотине. Наконец Теобальду удалось схватить брата. Но тут случилось самое ужасное: студент как бы обезумел: он не узнавал своего спасителя, отбивался от него, защищаясь от спасающей руки с таким же отчаянием, как и от готовых поглотить его волн.

Но, тем не менее, они приближались к берегу. Последним, титаническим усилием мастер вытолкнул брата на берег, где Зиверт поймал его за руку и вытащил из воды.

Именно в этом месте река была наиболее глубока, а берег возвышался фута на три над поверхностью воды.

Последнее движение, которым он выбросил на берег брата, откинуло его самого на середину реки. И снова началась борьба, теперь уже за собственную жизнь. Или не дорога уже ему была эта жизнь, или действительно силы изменили ему, но молодой человек вдруг исчез.

Зиверт в отчаянии метался по берегу, заламывал руки и звал тонущего. И вдруг высоко над водой мелькнуло бледное как смерть лицо, руки сделали как бы прощальный жест. Старый солдат клятвенно утверждал всю оставшуюся жизнь, что видел улыбку на этом лице. «Прощай, Бертольд!» — разнеслось над водой.

Доски и палки сомкнулись над местом, где погибли молодость, красота и честное, мужественное сердце. Старый солдат стоял на берегу, не в силах оторвать глаз от мчавшейся водной массы, у плотины он вновь заметил взмах рук, затем все с грохотом исчезло в глубине…

На нейнфельдском кладбище, рядом с могилой слепой, похоронен был и горный мастер. Тело погибшего нашли неподалеку от Нейнфельда зацепившимся за ивовый кустарник. Ходил слух, что и студент утонул, ибо с той ночи он бесследно исчез. «К своему счастью», — говорили люди. В замке с негодованием обсуждалось, какие ужасные вещи наглый, дерзкий «дьявол» наговорил его превосходительству, и все считали, что это неслыханное преступление требует достойного возмездия.

Год спустя после этих событий, когда первые весенние цветы распускались на могиле горного мастера, в придворной капелле А. совершалось бракосочетание.

На хорах теснилась знать, присутствовали даже члены княжеской фамилии.

Невеста, словно мраморное изваяние, стояла неподвижно. В глазах ее светилось торжество: все, чего она так жаждала, к чему жадно протягивала руку — блеск и высокое положение в свете, — было достигнуто.

Увешанным орденами женихом был барон Флери, министр, а рядом с ним стояла придворная дама Ютта фон Цвейфлинген, «дочь барона Ганса фон Цвейфлингена и Адельгунды, урожденной баронессы фон Ольден».

— Безупречный союз, ваша светлость, — прошептала обергофмейстерина с улыбкой глубокого почтения, обращаясь к княгине и кланяясь чуть не до земли.

Глава 10

Одиннадцать лет прошло со дня смерти горного мастера.

Радостно забилось бы сердце покойного, с теплотой и участием относившегося к нуждам своих земляков, при виде нейнфельдской долины.

Белый замок, не тронутый ни временем, ни непогодой, возвышался среди зелени, как будто все эти годы сохранялся под стеклянным колпаком.

Высокой белой стеной отделенный от всего живущего вне его, этот строго охраняемый, заповедный мирок столь же консервативно прозябал в приданной ему форме, как и сами принципы аристократии.

Резкий контраст с этой добровольно наложенной на себя неподвижностью представляла деятельная жизнь по другую сторону стены. Ее глубокое, могучее дыхание далеко простирало свое серое знамя. Оно развевалось теперь и над Белым замком, весело разгоняя застоявшийся воздух, которым дышали аристократические легкие: в тихие горы твердой поступью шло крупное производство.

Шесть лет тому назад завод был продан государством в частные руки и с тех пор разросся до таких размеров, что прежде невозможно было и вообразить. С баснословной быстротой возникали его здания в нейнфельдской долине. Там, где когда-то одиноко высилась доменная труба, теперь дымились четырнадцать фабричных труб. К производству стали добавилось бронзо-литейное производство. В прежние времена завод производил лишь самые примитивные изделия, ныне же его литейная продукция расходилась по всему свету.

Заводские корпуса, где грохотал молот, разбивающий руду, отливались формы, где ковалось и пилилось, бронзировалось и наводилась чернь, занимали приблизительно все пространство между прежним заводским зданием и селением Нейнфельд.

Селение тоже было едва узнаваемо. Огромное производство требовало много рук. Прежнего рабочего персонала не хватало, и сотни незанятых людей стекались из окрестных мест. Как по волшебному мановению исчезли все признаки бедности и нищеты, до той поры придававшие угрюмый вид даже прекрасной горной природе.