Второй разряд вышел сильнее и дольше. Я с садистским наслаждением смотрела, как Оллис корчится от боли. Он изо всех сил старался не кричать, но сквозь стиснутые зубы вырывались короткие стоны. Мир сузился до одной-единственной картины, а воздух вокруг наполнился язвительным смехом Акориона.
Сквозь него с трудом пробилась ругань Кеймана.
– Уведи ее!
Вспышка ярости закончилась, молнии, охватившие тело Оллиса, растворились в воздухе. Тяжело дыша и кашляя, мужчина попытался подняться.
– Яспера, выведи ее отсюда и запри! – рыкнул Кейман, толкая меня прямо в руки магистра Ванджерии.
Хватка у нее оказалась стальная, она не давала мне поднять руку и волоком тащила к выходу. Огромный зал храма наполнился нечеловеческим криком. Оллис бросил все силы, чтобы нас остановить: сгусток темной энергии, расшвыривая в стороны камни, летел на нас с Ясперой. Я почти успела почувствовать леденящий душу холод тьмы, но Кейман в последний момент отвел магию в сторону.
Стена храма затряслась, и в ней образовалась зияющая дыра. От мысли, что было бы с нами, не отведи Кейман магию, стало дурно.
– В школу! – бросил директор. – Немедленно.
Проще с танком бороться, чем с Ясперой! Как бы я ни пыталась вырваться и справиться со стальным захватом хрупких с виду рук, не получалось даже на миллиметр сдвинуть их.
Я все тянула шею, не отводя взгляда от Оллиса. Моя магия его крепко потрепала, он отползал от Кеймана, держась за ногу. А магистр Крост шаг за шагом приближался. В его походке было что-то пугающе спокойное, размеренное. Он закатывал рукава рубашки, и мне вдруг показалось, что если бы я могла видеть его глаза, то рассмотрела бы в них ад. В который он собирался погрузить Оллиса.
– Бастиан! – крикнула я, увидев рядом с Кейманом фигуру огневика.
Он не шелохнулся.
– Он вернется! – вдруг крикнул Оллис. – Акорион вернется в Штормхолд! Он камня на камне не оставит от этого места! Вернется, и ты, Деллин Шторм, встанешь рядом с ним! Он сделает тебя такой, какая ты есть! Запомни это, ты принадлежишь ему! И никто не посмеет посягнуть на то, что принадлежит темному богу!
Дыра в стене была все ближе, Яспера буквально втолкнула меня внутрь. И в этот же миг раздался дикий, нечеловеческий, полный боли и безумия вопль. Он тут же стих: мы очутились в коридоре и Яспера заперла дверь, за которой теперь находилась разрушенная подсобка вместе с ходом, ведущим к круглой двери. Той самой, которую я обнаружила во время наказания. Заклятьем Оллиса разнесло все, включая замурованную внешнюю дверь.
Я опустилась на пол в коридоре, тяжело дыша. Несколько всплесков магии дались нелегко, в висках пульсировала боль. Пару минут казалось, что меня сейчас стошнит, но постепенно все стихло. Осталась лишь опустошенность и усталость. Смертельная, безнадежная усталость. Я боялась закрыть глаза, потому что если бы сделала это, то непременно бы уснула.
– Что он с ним сделает? – спросила я.
Тишина в компании Ясперы казалась невыносимой.
– С кем?
– С Оллисом.
– С кем?
Я посмотрела на магистра как на идиотку.
– С Оллисом. Психом, убившим два десятка адептов. Как думаете, что Кейман сделает с ним? Он ведь отдаст его страже, да? Выяснит планы Акориона, а потом передаст в тюрьму?
– Не понимаю, о чем ты говоришь. – Яспера окинула меня равнодушным взглядом.
Рот открылся сам собой.
– Вы что, издеваетесь?
– Простите? Адептка, у вас ко мне какие-то вопросы?
Я поднялась, держась за стеночку, потому что пошатывало еще конкретно.
– Да, демон раздери, у меня есть вопросы! Не смейте делать вид, что ничего не произошло!
– Вам лучше поговорить с директором, адептка. Я не решаю вопросы, связанные с происшествиями в школе.
И снова – каменное, абсолютно бесстрастное лицо. Красивое и оттого еще более бесящее. В сердцах я что было сил двинула кулаком по стене. Получилось больно, охнув, я прижала поврежденную конечность к груди и зашипела.
Запоздало накатил выброс адреналина. Меня начало трясти. В ушах все еще стояли слова Оллиса. О возвращении Акориона, о том, что я принадлежу темному богу. Он действительно помешался. И действительно безумен. Ведь Акорион понял, что я нашла вход в храм, догадывался, что пойду туда не одна, и мог вывести своего союзника. Но предпочел отдать его Кейману.
Этот небрежный жест напугал куда больше, чем хладнокровное убийство невинных. Будто Акорион не сомневался в собственном превосходстве. Не боялся ничего и никого во всех существующих мирах, будь они неладны.
Сколько прошло времени, не знаю. Меня разрывали противоречивые желания и страхи. Часть меня рвалась обратно в храм, я хотела увидеть, что происходит, хотела убедиться, что Оллис не смог одолеть Кеймана. Другая часть, та, что еще помнила размеренную безопасную жизнь на Земле, умоляла вернуться в комнату, упасть на кровать и отключиться в надежде, что все это какой-то страшный сон.