Наследница Нави

У бедной М илы слезы бежали в три ручья, того гляди на истерику сорвется.

— Давайте я.

Аркадий действовал просто, спокойно и без эмоций.

Просто клал руку на сердце, оно и останавливалось, далее шептал молитву — призыв к своей матери, богине смерти, с просьбой принять души, и они уходили мгновенно.

— Молодец, 5 быстро, действенно, не мучая. Кстати, обращаться к Марене Свароговне может каждый из вас. И будете услышаны непременно. Переход душ с обращением к ней осуществляется быстрее. Давай, Мила, смелее.

Мила с ужасом посмотрела на двух женщин, одна спала, другая металась в бреду.

— Нет, нет я не могу! Я дочь богини жизни! Я не могу ее забрать!

— Марена и Джива — сестры родные, от одного отца и одной матери. Жизнь не может без смерти, как и смерть бессмысленна без жизни! Не можешь забрать, облегчи страдания хотя бы, как Люба!

Мила подошла, положила руку одной женщине на лоб, что-то прошептала одними губами, внешне ничего не изменилось. Подошла ко второй, проделала то же самое, встала как вкопанная, потупившись.

— Молодец, — шепнула Глафира Георгиевна, обнимая девушку.

— Что она сделала? — шепотом спросила я Аркадия.

— Погрузила в глубокий сон-наркоз, они уже ничего не чувствуют. Им снится море и солнечный пляж. Сердца скоро остановятся, — сказал он, сосредоточившись.

Я пожалела, что не поступила так же, хороший способ и эмоционально менее затратный, чем мои. Поступать так сухо, как Аркадий, я тоже не могла почему-то.

— Всем пять, отлично только у Аркадия, только он действовал безэмоционально и быстро, как и должно инквизитору в условиях боя. Вам 5 чисто из женской солидарности! — улыбнулась преподавательница.

Глафира перенесла нас в Китеж, и мы разбрелись по комнатам. Первой в ванную бросилась Мила и сразу включила душ, ей нужно было прорыдаться. Впечатлительная она, ранимая. Не то что я. Об убитом в субботу колдуне вот только сейчас вспомнила, когда к слову пришелся, а так ни тени раскаяния даже.

— Вся в меня доченька, — послышался где-то в подсознании тихий голос дьявола, голос его крови.

— Так что там у нас на завтра? — вслух сказала я, чтобы отвлечься. — Физика, химия, совмещенная астрономия и астрология и рунопись. Не так страшно, сегодня тяжелый день за весь семестр.

Когда вернулась из душа я, Мила уже спала, уснула и я, едва прилегла, про ужин не вспомнил никто, и даже жених не посмел мне присниться.

Глава 20

Готово! Я приклеила последний камушек к статуе и придирчиво осмотрела работу. Получилось настолько похоже, что так и хотелось плюнуть в эту желтоглазую морду или и вовсе об пол от души шарахнуть. Но свой труд я уважала, поэтому поместила статую нага, державшего в своем хвосте серебряную розу, под стеклянный купол на подставке, чтобы не пылился, и осталась вполне довольна собой и результатом. Поместила колбу на поднос и укрыла красной тканью.

В дверь мастерской постучали.

— Пора собираться, Любаш, — ласково напомнила мама.

— Иду.

Я встала из-за стола, подошла к двери, глубоко вздохнула и вышла в спальню. Там уже собрались сестры и невестки. Они должны были меня подготовить к приходу жениха. Подружек звать не стала. Знакомить девчат с ненавистным нагом никакого желания не было, народу и так хватает.

— Давайте, тебе еще каравай печь.

Мама с грустной улыбкой вышла.

— Только петь не надо, — предупредила я девчат, — веселиться причины нет, а плакать и без того хочется.

— Так и молчать не дело. Не покойника же, прости Господи, обмываем, — возмутилась Альцерна.

— Ну говорите, о чем хотите, что, тем нет, что ли, у вас, трещеток.

Но тем, от волнения, видно, не было. Пока Мила не спросила, как дела у детей Лизы. Тут мамаши сели на своих коньков и загомонили. Меня одели в платье, сшитое под сарафан, с белыми рукавами и светло-голубым свободным верхом и низом, подол был украшен золотой оторочкой. Лиза как старшая из сестер заплела простую тугую косу. Вика, заметив, что я бледна до такой степени, что в гроб и то краше кладут, занялась макияжем. Выглядеть я и вправду стала лучше. Встала, поклонилась сестрам и пошла на кухню печь каравай. Его по славянским традициям я на рушнике должна буду поднести родителям жениха, показывая, какая я хозяйка. Отломят по кусочку, попробуют, понравится — с собой заберут. Не понравится, на столе, уходя, оставят. Я, конечно, могла бы пересолить, не вымешать или не пропечь специально. Но рука не поднялась испортить священный во все времена продукт.

Тесто я завела еще утром. Получилось так, что добавила в него изрядную порцию своих слез, они сами, не спросясь меня, катились из глаз. Сейчас тесто подоспело. Сформировала из него каравай, украсила косичками и ромашками, из теста же сделанными. Поставила на противень, противень на лопату и запихнула в печь. Да, да, у нас на кухне в граде была самая настоящая русская печь. Мама говорила, что еда, приготовленная в русской печи, не сравнится по вкусу ни с какой другой. Чтобы занять себя на час, что остался до прихода сватов, принялась помогать на кухне, резала и мыла овощи, размешивала салаты. Наконец в кухню вбежала Вика.

— Пришли, идем.