Наследница Нави

— Дочь удивительно похожа на Вас, Орлан, — покачал головой Василевс с улыбкой.

— Не только на него.

Мама улыбнулась и перешла в урайскую ипостась, в которой у нее были, как у меня, серебряные прямые волосы. Также у нас были одинаковые подбородки и щеки. Послышался грохот вилок, как бывало всегда, если мама при ком-то новом первый раз меняла ипостась.

— Ну, разве не хороша! Разве не чудо! — восхитился Василевс.

— Вам, уважаемый Черномор, можно только позавидовать, — покачал головой Георгус, не сводя масляного взгляда с матери. — Теперь я понимаю, почему Егор отказался от третьей жены, если все Ваши дочери в Вас.

— Увы, у меня только 10 процентов генов от ардонийцев, все, что я могу, это лишь изменять цвет глаз, — я вздохнула с искренним сожалением.

— Я надеюсь, это не влияет на способность чувствовать ложь? — уточнил будущий свекор.

— Не влияет, — кивнул Демитрий.

— Тогда, если позволишь, я тоже к тебе буду иногда обращаться, — улыбнулся мне Василевс.

— Вы можете смело обращаться к маме, у нее давно высший дипломатический статус, и она присутствует на всех важных переговорах в дружественных нам землях. Вы же теперь нам тоже искренне дружественны, — милейше улыбнулась я.

А вот будущий свекор отчего-то сошел с лица, что называется.

— Я слышала, что ты хорошо поешь, — перевела тему Василиса, — быть может, порадуешь нас? У нас тут и караоке есть.

Девушка подошла к музыкальному центру, стоящему в углу столовой, взяла пульт, включила телевизор, вывела на экран список песен. Я подошла, взяла микрофон.

— Что вам спеть?

— А что хочешь, что к душе сейчас ближе, — улыбнулся Василевс.

Ох, и зря он это сказал. На глаза попалась старая любимая мамина песня, которую она как-то вдохновенно спела своему бывшему мужу, когда они встретились как-то на дне рождения Лизы.

В комнате темно cлишком, слишком
Много пустоты, ты стал лишним.
Некуда бежать, я успела,
Все тебе рассказать, что хотела.
Ветер за окном по привычке
Гонит облака, словно спичкой,
Солнце зажигать будет небо,
И наступит день, где ты не был.
Смотришь мне в глаза, сколько можно лгать,
Проще мне самой сказать об этом.
Что любовь была перестрелкой душ,
Тебе ведь скучно!
Я тебе не верю,
Ты — сон вчерашний,
Который мне пророчит слезы.
Я тебе не верю,
Ты — снег зимы прошедшей, он давно растаял…
Я тебе не верю,
Ты — солнце, утонувшее в воде холодной.
Я тебе не верю,
Ты — все, что было у меня,
Но я тебе не верю!
Спрятались в лесах наши птицы.
Время разорвать, сжечь страницы,
Где про нас с тобой,
Где сумела стать твоей тоской без предела.
Ветер за окном по привычке
Гонит облака, словно спичкой,
Солнце зажигать будет небо,
И наступит день, где ты не был.
Смотришь мне в глаза,
Сколько можно лгать,
Проще мне самой сказать об этом.
Что любовь была перестрелкой душ,
Тебе ведь скучно!
Я тебе не верю,
Ты — сон вчерашний,
Который мне пророчит слезы.
Я тебе не верю,
Ты — снег зимы прошедшей, он давно растаял…
Я тебе не верю,
Ты — солнце, утонувшее в воде холодной.
Я тебе не верю,
Ты — все, что было у меня…[3]

Песня по накалу требовала полной отдачи, и я постаралась на славу, так, что даже голос к концу песни сел.

Результат превзошел все ожидания, выражение лица у Егора было точно такое же, как у Тарха, когда мама закончила петь тогда, смесь горечи и восхищения.

Такое же выражение было на лице у всех присутствующих. Деметриос так вообще готов был, кажется, на месте меня испепелить, судя по взгляду. И я искренне пожалела о своем выборе. Егора, кажется, обидела и очень. В памяти всплыли слова Деметриоса: любая твоя выходка не тебе, отцу твоему рано или поздно аукнется.

— Ой, а можно мы теперь споем, — подскочила бабушка Леля.

За ней встали Дива и Ягиня и мои сестры.