И вот тут произошло новое чудо! Что-то в его теле начало меняться, а уже через несколько секунд он не смог устоять на двух ногах и упал на четвереньки. Взглянул на свои конечности, превратившиеся в кошачьи лапы, и ощутил, как мир вокруг резко изменился. Ускорились инстинкты. Нос зачесался от множества запахов. Звуки стали гораздо отчетливее. Он тогда смог убежать – звериная ипостась помогла оказаться быстрее преследователей. Но Елисей понимал – после того, что продемонстрировал, его обязательно выследят и однажды поймают. Да свои же сдадут, желая получить награду! За сведения о новых инициированных она полагалась немалая. А потом тюрьма, блокиратор магии и какие-нибудь рудники, где он и закончит свою жалкую жизнь.
Как загнанный зверь, Елисей несколько дней прятался от всех, питаясь отбросами. Вот только на поиски бесконтрольного метаморфа пустили уже не обычных полицейских. Элитный отряд, где были такие же, как он, но более матерые и опытные. Что мог сделать котенок-подросток против тех хищников, что шли по его следу и кого он почуял еще издали? Только бежать в безумной надежде спастись. Напрасно! Догнали и, невзирая на отчаянное сопротивление, доставили туда, куда он боялся. В полицейский участок.
И вот тогда появился Антипов! Вместо безрадостного будущего, которое Елисей считал уже предрешенным, предложил ему новый статус и очертил новые перспективы. Дураком мальчик не был, потому согласился. Хотя намеревался всего лишь выждать какое-то время, а потом сбежать. Больше всего Елисей ценил свободу. И теперь, пожалуй, знал, почему. Кошки. Они ведь такие. Их трудно приручить и заставить жить по чужим правилам. По крайней мере, тот внутренний зверь, который ему достался, был именно таким.
Но Антипов капля за каплей сумел все-таки завоевать его доверие. Да и когда отдавал приказы, никогда не давил, не унижал, не заставлял его зверя почувствовать себя загнанным в угол. Настал момент, когда Елисей понял, что вместо того, чтобы бежать, ему хочется остаться и действительно стать частью рода. Он и правда обрел семью и лишаться ее повторно не желал. Жена Леонида Антипова, пожалуй, оказала на это даже больше влияния, чем сам глава рода. Добрая, ласковая, понимающая. Она так напомнила Елисею родную мать, что в сердце что-то дрогнуло. Он не питал никаких иллюзий. Понимал, что на самом деле это чужие люди. Поэтому не позволял себе привязываться слишком сильно. Но и лишаться того тепла и ощущения общности с чем-то большим ему не хотелось.
Неожиданным подарком судьбы стало то, как теперь реагировали на него женщины. Елисей раньше и мечтать о таком не смел, понимая, что воришка-оборванец вряд ли может рассчитывать на подобное. Теперь все изменилось. Уже он был хозяином положения и сам решал, кого оттолкнуть, а кого приблизить. Вот только терял интерес очень быстро. Внутри будто жило что-то ненасытное и жестокое, просто берущее то, что нужно в данный момент, а потом безжалостно отбрасывающее и идущее дальше, невзирая на трепыхания жертвы. И Елисею это даже нравилось. Излишняя чувствительность только мешает.
Женщины – всего лишь средство для удовлетворения физиологических потребностей, не больше. Главное – карьера и упрочение своего положения в стае, которой стал для него род Антиповых. Именно стае. Со своей иерархией и системой ценностей, четко делящей окружающих на своих и чужих. И пока Елисею все прекрасно удавалось.
Но появилась эта девчонка, которая вторглась на его личную территорию и начала занимать в ней слишком много места. Разумеется, Елисея это раздражало. Не взбрыкнул он только потому, что Антипов объяснил ему всю значимость и важность постоянного контроля над ней. И что доверить опеку над Еленой он может лишь тому, кому полностью доверяет.
Самое странное, что Елисей не затащил ее в постель в первые же дни, хоть и понимал, что, скорее всего, Антипов не был бы против такого поворота. Но что-то удерживало, даже несмотря на то, что она его привлекала физически. Что-то исходило от Елены такое, что мешало поступить с ней так же, как и с другими. Елисей не раз пытался проанализировать свои ощущения и пришел к выводу, что воспринимает ее как нечто родственное и близкое. Даже иногда думал о том, уж не та ли это особенная привязанность метаморфов, которая выделяет объект симпатии из числа остальных? Но нет. Будь это так, его бы влекло к ней физически куда сильнее, чем сейчас. Тут нечто другое. Да и родственность, теплота с каждым днем становилась сильнее, вытесняя интимный подтекст. Он начал относиться к ней как к члену семьи. Именно семьи, а не стаи. И это было странно.