Наследница шовинистов де Мармонтель

Он перегнул француженку через кровать так, чтобы ее соблазнительные белые ягодицы стали ему доступны. Взял с покрывала что-то квадратное. Маленькую блестящую упаковку и разорвал ее. Я знаю, что такое презерватив. В теории знаю, как его использовать. Но как его использует настоящий мужчина, вижу впервые. Он снова стоял ко мне вполоборота – очень быстро и легко справился с латексным изделием – тонкая пленка покрыла уже чрезмерно напряженный орган. Подтянув девушку за веревки – он заставил ее встать на ноги, но обнаженной, сдавленной путами грудью и головой продолжать упираться в кровать. Его ладонь погладила аппетитную ягодицу женщины, скользнула по трусикам, подцепив пальцами, он стянул кружевное белье вниз. И теперь пальцами проник между ее ног. Девушка сладко застонала – она пыталась вывернуть голову, чтобы посмотреть на него, но Эврард не позволил ей этого сделать – резко вынул пальцы и буквально вбил свое возбуждение в ее покрасневшую промежность. Пальцы одной его руки больно сомкнулись на бедре француженки, а другая рука держала девушку за веревки на ее спине. Ее стоны нарастали вместе с тем, как его крутые мужские бедра наносили ей сокрушительные толчки один за другим. Вместе с тем мои ногти все сильнее и сильнее впивались в обои на стене.

Я сорвалась с места и помчалась в собственную спальню, как только в стороне лестницы послышались чьи-то негромкие шаги. Ворвалась в комнату и умудрилась открыть и закрыть дверь тихо, без звука – лишь щелкнул металлический замок. Но мне этого было мало – все еще кто-то мог зайти в мою спальню, поэтому спряталась в туалете, заперлась там и уселась на закрытую крышку унитаза. Дико дыша, смотрела на ручку двери в туалет. Я заперлась на замок, но ждала, что кто-то зайдет, постучит и заявит, что видел меня в коридоре.

Секунды шли.

Никого. Лишь через пару минут поняла, что никто не зайдет. И только теперь заметила, что происходит с моим телом. Моя грудь напряглась почти до боли, соски упираются в ткань платья, я чувствую каждый свой вздох, как они об него трутся и понимаю, что у меня намокли трусики. Они влажные настолько, что след от этой влаги останется даже на белоснежной крышке унитаза, на которой я сейчас сижу, плотно прижимая ноги друг у другу. Мои ноги стоят на носочках, даже несмотря на то, что я в безопасности, все равно остаюсь напряженной. Потрогала свою грудь, ее как будто наполнили силиконом – твердая, очень чувствительная. Мне нравится то, как я трогаю ее. Очень нравится… и я продолжаю это делать. Сжимаю ее. Разжимаю пальцы. Сжимаю, чуть свожу груди вместе, ноги плотнее прижимаются друг к другу. Мне тепло. Снова становится жарко – в ушах звучат стоны француженки и звуки шлепков его бедер по голым ягодицам любовницы. Было ли у нее между ног также влажно, как у меня сейчас? Были ли так жарко? От этих мыслей мне нечем дышать. Вскакиваю. Прижимаюсь лбом к холодной белой плитке на стене. А водоворот воспоминаний о происходившем в его комнате уже сковал мой разум.

Прячу руки за спину, сцепляю вместе пальцы. Если бы… если бы меня связать, было ли бы это больно? Не похоже, чтобы француженка испытывала боль. Ее стоны были стонами наслаждения, а не боли. Ей как будто было мало, она умоляла его, хотела им наслаждаться…

Я легла в постель только после продолжительного душа. Очень продолжительного. Ко мне так никто не пришел, все обошлось. Если только…

Если только Эврард не заметил меня за дверью в свою спальню.

Глава 11

Новый день выдался очень теплым. Ни намека на снег, я шла по ухоженной парковой дорожке в сторону конюшен. От замка их не видно, по сути, не знаю куда идти. У меня есть провожатый, он идет чуть впереди, не желая со мной общаться. Его стройная высокая фигура облачена в одежду для езды верхом на лошади. Эта одежда совсем не похожа на ту, что я видела раньше, по телевизору. Одна из моих любимых передач о конном спорте шла каждую пятницу, это были записи соревнований и тренировок. Мне всегда нравилось смотреть за тем, как ловкие наездники управляют этими прекрасными созданиями. Эврард одет иначе. На нем довольно консервативная куртка темно-синего цвета, белые штаны наездника и высокие черные сапоги со специальным срезом под коленом. На нем нет шлема, шлем есть у меня. Бархатный, настолько красивый, что я не удержалась и еще в замке натянула его на свою голову. Волосы заплела в косу – они не должны мешаться во время езды. На самом деле мне принесли с утра костюм матери. Моей второй мамы. Это были темно-синие штаны, плотно облегавшие мои ноги, в цвет куртка с белой молнией, тоже по фигуре и белые кроссовки. Только обувь была новой – остальное из гардероба мамы. Это стало еще одним доказательством, что я ее дочь – одежда словно пошита на меня.

Спустилась к завтраку уже при полном параде, тогда-то брат и заявил, радушно бросившись мне навстречу: