Адвокат пропустил меня вперёд, зашёл следом и плотно прикрыл дверь. Кабинет в сдержанном минимализме. К стеклянному рабочему столу перпендикулярно приставлен длинный стол для совещаний. На нем в хаосе разбросаны презентационные папки, поэтому Демид быстро собирает их и отправляет в урну. Разговор с беспорядком у него короткий.
- Присаживайтесь, Аня. С чем пожаловали? Что-то непонятно по вашему делу?
- С делом все как раз кристально чисто. Даже слишком, поэтому я и пришла узнать...
- Речь ведь пойдёт о Давиде, не так ли? - мужчина уселся в кожаное кресло с высокой спинкой и уложил свой паркер параллельно ежедневнику. Поднял на меня пронзительный взгляд и осторожно поинтересовался: - Как ваши... отношения? Наладились?
Своды щёк моментально порозовели от нахлынувшего смущения. Мужчина понимающе кивнул и улыбнулся.
- Скажите, Демид Алексеевич, вы ведь с Давидом давно знакомы?
- Достаточно.
- Вам не кажется странным, что он не вмешивается в ход судебного разбирательства и не пытается оставить себе то, что обманом забрал?
В кабинет осторожно скользнула Светлана Викторовна с дребезжащим подносом и поставила перед нами маленькие фарфоровые кружки. Все действия она совершала в гробовой тишине, трясущимися руками. Я бы от такого строгого взгляда тоже тушевалась... Справившись с испытанием, женщина стремительно покинула кабинет.
- Кажется, - согласно кивнул и отпил кофе.
- Что вы можете сказать мне по этому поводу?
- А вы сами у Давида не спрашивали?
- Спрашивала. Он отшутился и быстро сменил тему. Вот я и подумала, может быть вам известно больше? - с надеждой взглянула в прищуренные мужские глаза.
Демид как-то странно вздохнул и подпер подбородок пальцами, откинувшись на спинку кресла. Долго и внимательно глядел на меня, напряжённо о чем-то размышлял, что-то взвешивал, а потом едва заметно кивнул собственному решению.
- Вы ведь знали, что у Павла Аркадьевича были долги? Большие?
- Да-да, конечно. Мы узнали о них, когда Давид привёз погашённые долговые бумаги. Сказал, мол, он оплатил за нас, значит теперь моя семья должна уехать из города.
Рокоссовский усмехнулся и устало растер ладонями лицо.
- Тагаев, конечно, та ещё сволочь. Но порядочная. Если вы знаете про долг, значит я могу сказать, что его было не просто выплатить. Между вашим отцом и кредитором случился какой-то разлад. Последний желал отобрать все до последней копейки и не принимал исполнение от Давида.
- Тогда ему пришлось переоформить на себя все имущество, чтобы вместе с ним перешли и долги?
Демид кивнул и развёл руками.
- Я не понимаю зачем он довёл дело до суда, но препятствовать возвращению наследства не собирается.
- И это меня он называет упрямицей, а сам-то..., - отстранённо кивала головой, как заведённая. Потом подняла взгляд на адвоката и благодарно улыбнулась. - Я вам признательна. Теперь многое прояснилось. Мне, пожалуй, пора. Нужно все обдумать и...
- Не будьте к нему слишком строги, Анна. Не бывает идеальных людей.
- Мне ли не знать, - вздохнула и поднялась со своего места. - Ещё раз спасибо, Демид Алексеевич, и всего доброго!
- Прощайте, Аня, - задумчиво выдохнул адвокат.
Итак, спал ещё один камень с души. И если посмотреть на всю эту ситуацию со стороны, то Давид благородный человек, а я взбалмошная истеричка. Так оно и выглядит, но что мешало ему просто сказать правду? Разве я бы не поняла его? Поняла бы! Обязательно поняла и была бы безмерно благодарна. А так он бессмысленно потратил наши нервы. Что бы стало с нами не сбеги я с самолёта? Сидела бы в глубинке и ненавидела его. Хотя, сейчас мне кажется, что не ненависть то была, а обида. За безразличие и бессердечие.
На душе царила какая-то меланхолия. Я на автомате объясняла очередную тему урока по итальянскому языку, витая где-то далеко. С тем же отстранённым сознанием раз за разом пересматривала варианты закусок для воскресного мероприятия, читала их состав, но никак не могла запомнить что к чему. Не могла сосредоточиться.
Давид с самого начала все делал ради меня и моей семьи, но зачем-то всеми правдами и неправдами отталкивал от себя. Закрывался. Возводил стену. Отступал. Что это? Желание сохранить свободу и холостяцкую жизнь или же детская травма? Если первый вариант не поддаётся лечению, то второй... второй исцеляется любовью и верностью. Их у меня хватит вдоволь, чтобы он ни разу не усомнился в своей значимости и важности. Но как выяснить, что есть на самом деле? Давид ведь не признается мне никогда...
Посидев ещё немного на рабочем месте, решила, что попытки сосредоточиться так и не увенчаются успехом. Поэтому взяла сумку и поехала домой. Лучше приготовлю ужин, чем буду бесцельно просиживать юбку.
Парень из охраны помог занести пакеты и растворился, оставив меня одну. Сначала разобрала скоропортящееся и сложила его в холодильник, а потом понесла продукты в кладовку. Расставив все по своим местам, вышла из небольшой комнатки и зацепилась взглядом за дверь, которая всегда была заперта. За все время я ни разу там не была и не видела, чтобы Давид входил в неё или выходил.
Любопытство кошку сгубило.
И я не хуже.