Пересчитав всю кучку трижды, Анюта поняла, что стряслась величайшая в мире беда. Не желая верить, что счастье кончилось, она три дня подряд проверяла содержимое сковородки по пять раз на дню. Но оно действительно кончилось. Осознав это, Анюта разревелась.
Потом она вытерла слезы и стала думать.
Железная хватка Анюты была такова, что если она ставила перед собой одну-единственную цель и вцеплялась в нее когтями и зубами, то цель давалась в руки. Правда, ненадолго. Так было с подружками, которые бросали Анюту ради своих парней; они могли бы сохранить с ней приятную женскую дружбу, но обиженная Анюта, повоевав, отступала резко и решительно, вплоть до стирания номера в телефонной памяти. Так получилось и с мужем.
Сейчас она желала иметь валюту. Страстно желала. Настолько страстно, что пару дней спустя твердо решила идти к Борису Семеновичу и выполнить все, о чем он попросит, пройти и через жар, и через головокружения, и через боль в висках, но заполучить еще монеты и все начать сначала!
Борис Семенович думал о том же и приказал референту встряхнуть как следует Лесю — пусть идет к подружке и хоть палками гонит ее в «Инари». Митеньке же было не до Леси — у него завязался роман с Лео! Конечно, иностранка не желала сразу пускать его в постель, как протасовские дамы, но она явственно заигрывала. И Митенька старался соответствовать. Он сводил Лео в «Монте-Кристо», в «Черную курицу», даже в боулинг, где опозорился подчистую, а она стала звездой зала. Все это требовало денег, и референт с нетерпением ждал, когда Лео оформят на работу в операционный зал, чтобы у нее было поменьше свободного времени. В зале, к тому же, она была более доступна — и риска встретиться с Кречетом, заглядывавшим в дорогие кафе, почти не оставалось. А Кречета он побаивался. Митенька ведь был не дурак — понимал, что байкер тоже положил глаз на девушку.
Ссориться с работодателем он тоже побаивался и стал названивать Лесе. А у той возник бешеный конфликт с родителями. Ей потребовалась куча денег на парикмахерскую, маникюр и педикюр, резиновые сапоги, подходящие для верховой езды штаны и всякое иное добро, необходимое для романа с Аскольдом.
— Устройся на работу и заработай! — сказали родители.
— Да-а?! Так это когда будет?!
Леся имела в виду — пока устроится, пока получит первую зарплату, лето кончится, может, даже осень кончится, и поездки на конюшню потеряют смысл.
Так что и Леся искала кузена. Она была готова мыть полы в «Трансинвесте», но только чтобы взяли туда сразу.
Они встретились.
— Ну? — спросил Митенька.
— Я приведу ее! Сегодня же приведу!
— И вбей в ее дурную головушку, что ссориться с Успенским не надо!
— Вобью! Митенька… я в прогаре…
— Опять?!
— Митенька…
— Притащи сюда дуреху, тогда поговорим.
— Митенька, а меня в «Трансинвест» или в «Инари» нельзя устроить? Уборщицей хотя бы…
— Да лучше я тебе буду из своего кармана зарплату платить! Чем потом за тобой кашу расхлебывать! Ты ведь даже пыль с подоконника стереть не сумеешь! Вспомни, как ты в «Авалоне» опозорилась! И посмотри на себя! В таком прикиде только на Красноармейской возле «Мажестик-отеля» стоять, заманивать пьяных немцев! На тебя же пальцами показывают! Ты по улице идешь — а люди оглядываются и ржут!
— Все так ходят! Все!
— Все весят сорок пять кило! А ты — центнер!
Тут Митенька явно загнул — весу в Лесе было всего семьдесят шесть килограммов. Но после вылазки на конюшню Лео сказала ему:
— Неужели у твоей сестры нет матери, чтобы одеть ее по-человечески?
Обиженная Леся сбежала — и с этого побега началась полоса удач.
Во-первых, полчаса спустя в «Инари» пришла Анюта. Получилось, как будто Леся ее уговорила. Во-вторых, на Речной она встретила Милану, и та, поздоровавшись, пригласила приезжать на конюшню почаще.
— Мы тебя вспоминали, — сказала Милана. — Колька удивлялся — как так вышло, что он твоего телефона не взял? Я сейчас в парк, Кольку сменить, он там с Рыжиком и с Манюнькой. Давай телефон скорее!
Леся, обалдев от счастья, продиктовала телефон и вслед за Миланой поспешила к парку Коммунаров. Но, не дойдя, услышала писк рингтона.
— Лесь, это я, Аскольд. Милашка с лошадьми останется, а я вот думаю, где бы перекусить. Ты далеко?
Земля ушла из-под ног, душа воспарила!
— Да тут я, перехожу Кирпичную!
— Ты на углу Кирпичной и Парковой? Стой, никуда не иди, я сейчас буду.
Пока Леся купалась в райском блаженстве, а Лео стажерствовала в операционном зале, Борис Семенович ласково разговаривал с Анютой.
— Тебе нужно было с самого начала рассказать, что тебя испугало, — говорил он. — Ты что, думаешь, я зверь какой-то? Во-первых, давай договоримся. Я знаю, что у тебя финансовые трудности. Я повышаю тебе плату за сеанс — будешь за полчаса работы получать три тысячи. Подумай — три тысячи! А во-вторых, я хочу показать тебя доктору. Он сюда придет, и ты с ним поговоришь, все ему расскажешь. Он очень опытный психотерапевт. Больше у тебя не будет болеть голова. Держи аванс!