Наследница трех клинков

Наташа в ее темном, невнятного цвета, закрытом платье замерзла менее всех. Она подтянула табурет и уселась рядом с Аристом.

– Начинай, Петрович, – по-русски сказала она фехтмейстеру. – Ты тут старший, тебе и карты в руки.

– Фрейлен фон Лейнарт, мы бы очень хотели знать, для чего вы стравили двух офицеров Преображенского полка и заставили их драться, – скучным голосом и явно без большой надежды на ответ произнес Арист.

Эрика и не ответила – хотя разум подсказывал, что лучше эту компанию не злить.

– У женщин случаются всплески злобы, но вы это преступление задумали давно. Я не знаю, когда вы начали назначать этим господам свидания, но когда мы заметили ваши встречи на лестнице, вы уже порядком вскружили голову князю, – продолжал Арист.

– На том ассо вообще было прелестное зрелище, – добавила Наташа по-французски. – Все зрители смотрят на схватки, а один, пришедший позже других, то и дело глядит на часы.

– Да, как раз тогда мы решили разобраться, что за купидон поселился у нас на лестницах. Нам дела не было до странного семейства господина Нечаева, он снял квартиру, он заплатил господину Фишеру – остальное нас не касается. Единственное, что было сделано, – заперли дверь, по которой из квартиры можно попасть на парадную лестницу. И вообразите, сударыня, как мы удивились, обнаружив, что дверь открыта… – Арист улыбнулся. – Чтобы убедиться в своих подозрениях, мы в ночь после ассо отправились в разведку и поняли, что вы морочите голову его сиятельству.

Эрика молчала – не отвечать же, в самом деле, этим людям, хоть и говорящим по-французски и по-немецки, однако стоящим по своему положению куда ниже, чем она.

– Мы не стали бы докапываться до правды, если бы Нечаев не рассказал, что в квартире содержится девица, не умеющая толком назвать своего имени, с разумом годовалого младенца, – сказал арап. – Нетрудно было сообразить, что дурочка и интриганка – одно и то же лицо. Но Нечаев – добрый наш приятель, и нам очень не понравилось, что тут морочат голову не только его сиятельству, а человеку, который для нас – свой. Тогда мы стали следить за вами и успели вовремя вмешаться. Перст Господень, сударыня… После поединка мы хотели подняться наверх и во всем разобраться, но полиция нас опередила, если только это была полиция.

– После того, как вас увезли к госпоже Егуновой, госпожа Порошина, – Арист взглядом указал на понурую Анетту, – рассказала нам о вашем совместном житье.

Эрика посмотрела на Анетту именно так, как госпоже следует глядеть на провинившуюся служанку, – с гневом и презрением.

– Ого, какой огненный взор! – воскликнул Арист.

– Я не сказала ничего лишнего, сударыня, – произнесла Анетта с достоинством, – но и лгать не стала. Вы же знаете, я ненавижу ложь, хотя ради вас…

– А вы бы уж молчали, сударыня, – огрызнулась Эрика. – Ваша хваленая добродетель – вот она!

Эрика ткнула пальцем в арапа.

– Вот она и заговорила, – отрешенно сказал Громов.

– Вы имеете в виду дитя госпожи Порошиной? – спросил Арист. – Обижаться на вас грешно…

– И смешно, – добавил арап. – Более умные люди, чем эта особа, были бы обмануты. Но правда явилась на свет – хотя это была не совсем удобная правда, и она стоила многих слез.

– Давайте скажем прямо! – воскликнула Анетта. – С меня хватит вранья! И с меня хватит предательства!..

– Сказать? – спросил арап.

Анетта посмотрела на него, на Эрику, закрыла лицо руками и быстро вышла из комнаты.

– Если вы, сударыня, посмеете хоть в чем-то упрекнуть госпожу Порошину, я с вами долго церемониться не стану, – сказал Арист, – а попросту отлуплю учебной рапирой. Неделю сидеть не сможете.

Это так прозвучало, что Эрика поверила.

– Но я ее не предавала! – испуганно выкрикнула она. – Я никому о ней не рассказывала!..

– Ее другая женщина предала, родная матушка, – сказал арап. – Слава Богу, что мы встретились, это перст Господень. И Бог послал мне все сразу – и дитя, и способ его спасти…

– Дитя? – Эрика все еще не понимала.

– Ему было шестнадцать лет, и он, дурья башка, влюбился, – вмешался Арист. – Слышите, ваше сиятельство? Для таких дурацких страстей голова не требуется. А ей было девятнадцать, она была замужем и муж ей уже наскучил. Дамы шептались о том, что чернокожие мужчины оснащены лучше и страсть у них горячее, она этих бредней наслушалась. И немудрено поверить – при дворе столько арапов, берут их за статность и ловкость, разве что клички дают собачьи, хотя почти все они крещены в православии. Наш капитан имя-то имел христианское, а звался тогда Замор. Он служил при дворе, при особе ее покойного величества. А дама бывала на всех придворных балах, государыня ее из своих покоев под венец провожала. И диво, что подарила той особе приметный букет на пояс, с агатовым мотыльком. Вот эта парочка и сошлась. По молодости и глупости они допустили, чтобы дама оказалась с плодом. Но дитя родилось белокожим, и дама успокоилась. Она не знала, что во втором поколении черная кожа может появиться… Это в Англии знают, во Франции – там, где люди постоянно уезжают в колонии, живут за морем по нескольку лет и возвращаются с детишками от черных женщин.